Началась война. Кюзис достал документы на имя Яна Карловича Берзина и бежал из ссылки в родную Ригу.
Член партии большевиков с 1905 года, Я. К. Берзин участвовал после Октября в вооруженной защите Советского государства, а после окончания гражданской войны много лет возглавлял одно из управлений штаба РККА.
О Яне Берзине шла слава как о простом, душевном человеке. И, направляясь к нему за помощью, я не испытывал ни робости, ни тревоги.
Ян Карлович поддержал меня. Полученные от него рекомендации пересилили заключение медицинской комиссии.
Резолюцию о зачислении меня в Военно-транспортную академию наложил тогдашний ее начальник С. А. Пугачев.
Семена Андреевича Пугачева тоже безгранично уважали в армии. На его груди красовались орден Красного Знамени, ордена Бухарской и Хорезмской республик. Еще во время гражданской войны я не раз слышал о С. А. Пугачеве. Высокообразованный офицер генерального штаба бывшей царской армии, он активно участвовал в вооруженной защите октябрьских завоеваний. В 1934 году по рекомендации Г. К. Орджоникидзе и С. М. Кирова ЦК ВКП(б) принял его в партию…
Итак, сам Пугачев наложил резолюцию на мое заявление. Но… старший писарь отказался внести в списки мою фамилию: не спущен лимит.
Спорить с писарем, если за его спиной стоит грозный лимит, — дело бесполезное! Пришлось потратить около двух недель, чтобы попасть на прием к начальнику военных сообщений Красной Армии товарищу Э. Ф. Аппоге.
— Видите, как все просто, — расцвел старший писарь строевой части Военно-транспортной академии, получив оформленную по всем правилам бумажку.
Я предпочел промолчать…
Предстояло взять последний рубеж: поступить прямо на второй курс. Пугачев пытался отговорить меня от этой затеи.
— Вам будет слишком трудно.
На выручку пришел начальник железнодорожного факультета Дмитриев — «Кузьмич», как ласково называли его за глаза слушатели.
— Да ведь Старинов и так много лет упустил. А время такое, что медлить обидно… Пусть попробует! — деликатно возразил он начальнику академии, поглаживая пышные усы.
И Пугачев согласился.
Все, казалось, шло хорошо. Жизнь постепенно входила в колею. Решил, что уже можно вызвать Риту. Написал в Киев. Все сроки истекли, а ответа нет и нет. Послал телеграмму, другую… Наконец получил открытку. Почерк Риты, но содержание непонятно: точно открытка предназначалась не мне, да и подпись показалась необычной.
Я не мог оставаться в неведении. Подал рапорт. Получил разрешение на отъезд.
В дорогу накупил газет и, чтобы отвлечься от невеселых мыслей, пытался читать. Но газеты того времени не подходили для успокоения нервов.
Тревожные вести шли из Германии. Там хоронили демократию и культуру… Расправы над известными писателями и учеными. Травля евреев. Пытки в гестаповских застенках. Кошмар концентрационных лагерей. Костры из книг на улицах Лейпцига. Рост вермахта. Бредовые вопли Гитлера о необходимости покончить с коммунизмом…
Да, газеты заставляли волноваться еще больше. Но тем сильнее, наперекор всему хотелось простого человеческого счастья, близости любимого человека.
Прямо с поезда я отправился по адресу, указанному на открытке. Ничем не приметный дом на тихой улице. Грязноватая лестница со щербатыми ступенями. Обитая темной клеенкой дверь.
На стук открыла незнакомая женщина. Я назвал себя. Женщина помедлила, провела рукой по волосам.
Я услышал не слова, а, скорее, вздох:
— Здесь ее больше нет…
— Как нет? Где же она?
Женщина подняла лицо. Оно было сочувственно и растерянно:
— Не знаю… Поверьте… Просто она уехала…
Я попрощался и вышел.
Захлопнулась дверь с темной клеенкой. Остались позади лестница со щербатыми ступенями, неприметный дом, неприметная улица… до весны 1944 года.
НОВОЕ НАЗНАЧЕНИЕ
Прошло два года напряженной учебы. На пороге стоял май 1935-го. Весна была ранняя, дружная. Снег сошел еще в начале апреля, и деревья уже опушились молодой листвой. На перекрестки, как грибы после дождя, высыпали продавщицы газировки, в пестрых ларьках снова появились исчезавшие куда-то на зиму мороженщики.
Влюбленные парочки маячили у ворот и подъездов чуть ли не до рассвета.
Накануне майских торжеств столица похорошела: через улицы перекинулись транспаранты, дома выбросили флаги.
Страна подводила итоги предмайского соревнования. Газеты и радио сообщали о трудовых победах строителей Магнитки и Кузбасса, о сверхплановых тоннах угля, руды, стали, нефти, об успехах колхозного строительства. Москва радовалась.