Я не находил себе места в спокойном кабинете военного коменданта.
— Ну, чего вы, голуба моя? — досадовал Борис Иванович. — Тоже в Испанию рветесь? Так вы не маленький, сами знаете: если понадобитесь — позовут. А коли не зовут…
Конечно, Испания могла обойтись без меня. Но я все равно мечтал о ней. Мне казалось, что партизанская подготовка и несколько военных специальностей, которыми я владел, могут пригодиться республиканской армии. Тем более я знал: в Испанию едут добровольцы и из нашей страны!
После долгих раздумий написал рапорт Народному комиссару обороны с просьбой направить в Испанию и подробно изложил выношенные мною планы обучения республиканских войск действиям в тылу врага.
Рапорт дошел до адресата быстро. Меня стали вызывать в различные инстанции. Но дальше расспросов о том, откуда мне известно, что в Испанию едут добровольцы из СССР, дело не шло.
Неожиданно я встретил на вокзале бывшего начальника учебной части железнодорожного факультета Военно-транспортной академии РККА М. В. Обыдена.
Чуть ли не с первой минуты заговорили конечно же об Испании. Михаил Васильевич — участник первой мировой и гражданской войн, старый член партии. Он хорошо знал меня по академии. Естественно, я рассказал ему о своем заветном желании попасть за Пиренеи.
— Надо подумать, — не сразу отозвался Обыден.
— Подумать?
— Видишь ли… Только это должно остаться между нами!.. Я имею некоторое отношение к отправке добровольцев.
Я не поверил своим ушам. Не сразу опомнился.
— Михаил Васильевич!
— Погоди, погоди! Я же еще ничего не обещал… Доложу о твоем желании начальству, а там уж как решат.
— Михаил Васильевич!
— Ладно, постараюсь…
Обыден уехал в Москву. А через три дня в нашу комендатуру поступило телеграфное распоряжение: «Немедленно командируйте зам. ЗКУ Старинова в Москву».
— Все-таки добился своего. А я-то гадал, что даст эта встреча случайная? — развел руками Борис Иванович. — Ну что ж, молодец! Завидую!.. Желаю тебе успеха, Илья Григорьевич.
— Спасибо! Не поминайте лихом. Надеюсь, долго не задержусь, — пожал я руку Филиппову. — Ждите!
— Мы-то дождемся. Мы дома. А ты приезжай с победой…
Моя военная подготовка удовлетворила московских товарищей, занимавшихся отправкой добровольцев в Испанию. Но как быть с языком?
— Может быть, подучусь… — робко сказал я молодому высокому человеку с ромбом на петлицах, Гаю Лазаревичу Туманяну, который решал мою судьбу.
— Не успеете. Попробуем найти вам переводчика.
— Хорошо бы! Только надо, чтобы он понимал специфику подрывного дела.
— Поищем…
И поискали. И нашли. Только не переводчика, а переводчицу.
Я просто оторопел, увидев в кабинете Г. Л. Туманяна молодую, высокую, красивую девушку.
— Знакомьтесь, товарищ Старинов. Ваша переводчица. Тоже из добровольцев, — сказал он торжественно.
Девушка тряхнула коротко остриженными русыми волосами и протянула мне прохладную ладошку.
— Анна Обручева, — сказала она глубоким контральто, сделав, как все северяне, особое ударение на «о».
Я в замешательстве поглядел на Туманяна и неуверенно улыбнулся Обручевой, избегая взгляда ее больших голубых глаз.
Вечером того же дня мы с Анной Обручевой стояли на перроне Белорусского вокзала возле готового к отправке поезда Москва — Столбцы.
Провожавшие нас товарищи держались как чуткие, заботливые родственники. Одно было неприятно: нас слишком энергично уговаривали не беспокоиться об остающихся семьях, намекали, что в случае чего наших близких не забудут… Меня эти заверения ничуть не трогали — я был холостяком. Но Анна Обручева оставляла в Москве восьмилетнюю дочурку!.. И все же держалась моя попутчица молодцом.
Мягкие диваны, зеркала, полированное красное дерево, надраенные до солнечного блеска ручки дверей, мягкий свет настольной лампы — все в купе международного вагона свидетельствовало о комфорте и призывало к покою.
Но покоя я не испытывал.
Нам с Обручевой предстояло через день пересечь Польшу, а это сулило мне мало приятного.
В польской разведке могли знать о некоем Старинове, занимавшемся в приграничной полосе подготовкой к ведению партизанской борьбы. Может быть, у пилсудчиков имелись в секретных досье и некоторые фотографии?
Правда, небольшие усики несколько изменяли мой облик, и я старательно сутулился, скрывая военную выправку. Но кто знает, выручит ли эта маскировка?
Мое настроение совсем испортилось, когда поезд пересек границу и в вагоне появились польские жандармы, а польские таможенники тщательнейшим образом стали проверять багаж.