Прикладываясь к неиссякаемой фляге командира батальона, сияющий Антонио возбужденно рассказывал, как удалось потушить свет в Гранаде.
Сквозь позиции противника подрывники просочились незаметно. К электростанции вышли точно в назначенное время. Оба здания станции — верхнее, у плотины, и нижнее, у окончания водонапорных труб, — были ярко освещены.
Неподалеку темнели силуэты вооруженных людей. Но возле водонапорных труб охраны не было.
Взяв с собою Педро и распорядившись, чтобы остальные бойцы в случае необходимости прикрыли их огнем, Антонио пополз к водонапорным трубам.
Заминировав обе трубы и подложив к каждой пятикилограммовые заряды тола, Антонио и Педро поползли к своим: зажигательные трубки должны были взорвать заряды через пять-шесть минут.
Два взрыва грохнули почти одновременно. Свет в Гранаде погас. Преследования не было.
— Вот за вас мы волновались здорово, — закончил Антонио. — Слышали — возле моста разыгралось целое сражение… Что там произошло?
— Нас обнаружили. Мигель убит. Трое ранены.
— Мигель?..
Антонио не донес до рта поднятую было флягу.
В нашем домике в Хаене все дышало тишиной и покоем. Обрадованная Анна Обручева громко позвала:
— Роза! Роза!.. Они вернулись!
— Подожди! — попытался я остановить переводчицу. Но сияющая Роза уже стояла в дверях.
— Салуд, Рудольф! Как вы быстро! Я даже не успела дошить Мигелито его рубашку!
Посмотрев на меня, Роза все поняла без слов. Скомкав недошитую рубашку, она спрятала в ней залитое слезами лицо.
ПРИЗНАНЫ!
Вновь читаю газеты тех далеких тревожных дней. Газеты героической и трагичной весны 1937 года.
Перед глазами знакомые имена, знакомые названия городов и рек.
«Восьмого февраля правительственные войска обстреляли мост Алколеа на Гвадалквивире, в пятнадцати километрах от Кордовы. Города Монторо и Лопера осаждены бойцами республиканских частей…»
«Восьмого февраля превосходящим силам фашистских мятежников удалось занять Малагу…»
«Двадцатого февраля в Валенсии в кино «Олимпия» выступила пламенная Долорес Ибаррури с призывом об укреплении тыла и чистке его от бездельников и пособников врагов…»
«Двадцать первого февраля правительство республики Испании объявило мобилизацию мужчин в возрасте от 23 до 27 лет. В ряды армии вольется около 150 000 человек…»
«Двадцать пятого февраля авиация фашистских интервентов подвергла зверской бомбежке город Андухар. Среди мирного населения имеется много убитых и раненых…» «Как сообщает корреспондент агентства «Гавас», итальянские войска в Абиссинии применили газы…»
А вот и сообщения особенно памятного мне марта:
«Одиннадцатого марта республиканские бойцы на южном фронте взорвали железнодорожные мосты в Альколеа и Лас Педрочес, парализовав движение воинских эшелонов противника…» «Двадцатого марта республиканские войска успешно отразили атаки противника под Пособланко…» «Разгром мятежников и интервентов под Гвадалахарой. Замечательная победа республиканских войск! Большое количество пленных и трофеев…» «Двадцать пятого марта республиканскими бойцами взорван поезд с боеприпасами под Монторо. Уничтожены мосты под Бельмес и Эспиэль…»
Я сижу над пожелтевшими газетными листами, но вижу не заголовки статей и не строки информационных сообщений.
Из дальней дали возникает передо мной залитая весенним солнцем дорога из Хаена через Андухар к монастырю ла Вирхен де ла Кабеса[13] на командный пункт батальона. Висенте разгоняет машину, мы проносимся мимо «святого места» на четвертой скорости. С монастырских стен гремят запоздалые выстрелы.
Я вижу точно слившиеся в единое целое старинные здания маленького городка Андухар. Вижу комнату с камином, где нас принимает командующий южным фронтом полковник Перес Салас. Он высок, подтянут, по-старомодному, галантен. В прошлом это кадровый офицер испанской армии. Один из тех немногих офицеров, которые сохранили верность республике. И теперь Перес Салас облечен большими полномочиями.
Вежливо склонив седеющую голову, полковник слушает Обручеву, переводящую мою речь. Он очень приветлив с переводчицей (она — дама, а он — испанец!) и весьма сух со мной.
Ну что ж? Если бы дело, о котором шла речь, было личным, я не стал бы доказывать этому самоуверенному человеку, что небольшая группа подрывников может спокойно пустить под откос эшелон с батальоном пехоты или танками противника.
Полковник курит, явно нервничает.