ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ЛЕНИНГРАД, УЛ. КАЛЯЕВА, 21
Итак, 23-летний Мир-Али Кашкай легкой походкой шагает по Невскому проспекту. Поздняя осень в Ленинграде чем-то сродни бакинской — та же слякоть, дождь вперемежку со снегом, тот же холодный, порывистый ветер. Однако он не чувствует ни холодного ветра, ни луж под ногами. Он счастлив, молод, полон сил и близок к осуществлению своей мечты — что ему дурная погода?
Он ходит этим путем каждое утро — от дома 21, что на улице Каляева, и до Васильевского острова, где находится Ленинградский петрографический институт, обязанный своим рождением поставленной советской властью грандиозной задаче — подготовить армию специалистов для подъема экономики молодой социалистической республики. Знаменитый и единственный в стране Геологический музей имени Петра Великого в Ленинграде преобразован в два института — петрографии и геологии. Впрочем, чуть позже, в 1934 году, они оба будут перебазированы в Москву.
Страна, успешно завершив начальный этап индустриализации, приступила к осуществлению первого пятилетнего плана.
Из воспоминаний выдающегося советского геолога-нефтяника, академика А. А, Трофимука:
«В ходе воплощения в жизнь этого плана на Урал, Кавказ, в районы Сибири и Дальнего Востока были направлены сотни геологических экспедиций, партий на поиски и разведку главнейших полезных ископаемых (уголь, нефть, руды черных и цветных металлов, агроруды, стройматериалы). При укомплектовании этих партий и экспедиций остро ощущалась нужда в кадрах. В качестве коллекторов и даже прорабов привлекались студенты первого курса и даже юноши и девушки со средним образованием»{15}.
Аспирант первого курса основного отделения Ленинградского петрографического института Мир-Али Кашкай только что представил своему научному руководителю, члену-корреспонденту Академии наук СССР, профессору Лебедеву свой план. В нем указаны темы и предметы, которые аспирант обязан выполнить и проработать в текущем учебном году.
Учебный год обещает быть напряженным. Прежде всего в течение весьма короткого времени основательно будет повторен курс петрографии — учебные пособия «Курс петрографии» В. И. Лучицкого и «Курс петрографии» Ф. Ю. Левинсон-Лессинга. Далее следуют темы: развитие петрографии, соотношение между геологией и минералогией. Применение микроскопического метода, работы Сорбы, Циркуля. Качественный состав земной коры, количественный состав земной коры. Структуры горных пород. Развитие экспериментальной петрографии.
Всего двадцать научных тем, среди которых нельзя не обратить внимание на пункт шестнадцатый — проработка научной темы: «Алунитизация загликских туфитов в Азербайджане».
Завершает производственный план пункт о том, что на летний период следующего, 1931 года намечено участие аспиранта М. Кашкая в геологической экспедиции сроком на 3–4 месяца. Он должен изучить курс кристаллооптики и петрографии, физико-химические основы минералогии, геохимии. Одновременно необходимо освоить методику спектроскопических и рентгенографических исследований в применении к минералогии и петрографии. И особая статья — изучение методики экспериментальных физико-химических исследований в экспериментальной лаборатории под руководством профессора Д. С. Белянкина.
Этот перечень предметов и проблем заканчивается обязательством «к концу года научиться пользоваться специальной литературой на немецком языке (без словаря)».
В аудиторию к аспирантам приходят светила геологии, не только советской — мировой. Один из них — Дмитрий Степанович Белянкин. У него те же вехи в биографии, что и у Франца Юльевича: родился в 1876 году, учился в Юрьевском (ныне Тартуском) университете, где и остался работать в химической лаборатории. Затем ученый обосновался в Петербургском политехническом институте, вместе с другими выдающимися учеными был привлечен к работе Комиссии по изучению естественных производительных сил России, после революции принял активное участие в создании и формировании Петрографического института и Института геологических наук АН СССР.
Блестящий лектор, человек широкой эрудиции и высокой культуры, он всем обликом своим являл утонченную интеллигентность — высокий лоб, выразительные проницательные серые глаза, аккуратно прибранные волосы, подернутые сединой, белоснежная сорочка, аккуратно повязанный галстук.
— Вы избрали своей специальностью объект неживой природы — горные породы, минералы, слагающие земную кору нашей планеты. Может, кому-то этот предмет покажется скучным по сравнению, скажем, с историей или литературой, однако хочу заметить, что объектам природы свойственна история, не менее увлекательная, чем история народов, стран, государств.
Так он начал первую лекцию курса общей геологии, развернув затем свое вступление в занимательный рассказ о том, как возникла в земной коре горная порода, представленная в обыкновенном булыжнике, какие геологические процессы придавали ему окончательный вид. Говорил он тихо и неспешно, держа в поле зрения всю аудиторию и часто останавливая взгляд на ком-нибудь из сидящих перед ним студентов. И эта манера как бы подключать к себе на короткое мгновение поочередно едва ли не каждого из присутствующих создавала удивительную атмосферу доверительности и единения.
«Это были уроки высочайшего класса, которые помогли мне глубоко проникнуть в сущность геологических явлений, сформировали чувство особого уважения к своей науке и специальности геолога», — будет вспоминать на склоне лет академик Кашкай.
При этом он обязательно подчеркивал, что стать пропагандистом геологической науки ему помогла ленинградская геологическая школа, ее выдающиеся представители Левинсон-Лессинг, Ферсман, Белянкин, Лебедев, знакомством и дружбой с которыми он высоко дорожил.
Аспирантура в Ленинграде, с точки зрения богатства ощущений, познаний, приобщения к высокой культуре, стала для него как бы вторым студенчеством.
Первое время он живет вместе со старшим братом Мир-Джамалом, который вслед за ним обосновался в городе на Неве. Затем Комитет по подготовке кадров Академии наук СССР бронирует ему в Ленинграде жилплощадь (комната в 15 квадратных метров) в доме 21 по улице Каляева, квартира 26.
В его многочисленных интервью, статьях, воспоминаниях нет и намека на трудности учебной поры.
Семинары знаменитостей чередовались серьезнейшей проработкой необъятной геологической литературы. Он перелопачивал груды книг с жадностью путника, дорвавшегося до вожделенного источника, конспектировал, записывал собственные мысли, рождавшиеся в процессе чтения и общения со специалистами. Однако было бы ошибочным представлять его этаким аспирантом-затворником с заученным маршрутом — аудитория, библиотека, лаборатория. Он общителен, азартен, интересен для других и тянется к тем, кто интересен ему самому. Не забывает он и театр — не пропускает ни одной премьеры в Мариинском театре.
За пять лет он изучил Эрмитаж и все знаменитые места Северной столицы России. В моду входят новые европейские танцы. Мир-Али записывается в танцевальный кружок. На новогодних балах, вечеринках, которыми богата жизнь института, не раз становится победителем конкурсов. Его любимый танец — вальс-бостон.
Аспиранты, съехавшиеся со всех концов СССР, жили дружно. По воспоминаниям тех, кто пришел в науку в те годы, это была своеобразная семья молодых талантливых людей, многие из которых стали позже известными учеными в своих республиках.
«Аспирантов учили не только плодотворно работать с максимальной отдачей сил, но и отдыхать, развлекаться, — вспоминал М. Кашкай. — Позже, встречаясь на конференциях, мы часами вспоминали наши капустники, спектакли драмкружка, репетиции, которые, между прочим, устраивались в зале заседаний института. Франц Юльевич, сам любитель русской словесности, всего изящного, обычно очень строгий и требовательный к научным сотрудникам, относился к нашим «художествам» весьма благосклонно. С видимым удовольствием приходил на спектакли…»{16}