О тех далеких днях, к сожалению, свидетельств осталось немного. Биографию нашего героя, обстоятельства его жизни, поведение в тех или иных жизненных ситуациях приходится воспроизводить по крупицам воспоминаний коллег и близких, а их осталось, увы, не так уж много. Помогло то, что наш герой сам едва ли не со студенческих лет аккуратнейшим образом вел собственный архив, где собраны отчеты о научных экспедициях, переписка с коллегами из других стран.
И среди этого обширного архивного материала — бережно хранимые папки с публикациями в печати, выступления и интервью на радио и телевидении. Удивительно, но сохранились все публикации — от научных статей до небольших объявлений о защите диссертаций, где М. Кашкай выступал в качестве официального оппонента (в то время для защиты диссертации — кандидатской или докторской — необходимо было опубликовать официальное уведомление с указанием темы научной работы, места и времени защиты, имен оппонентов и т. д. Сейчас это воспринимается как некая бюрократическая затея, а тогда такого рода публикация считалась элементом культуры, научной этики — ставилась в известность о публичной защите научная общественность, и на это действо мог прийти каждый).
М. Кашкай аккуратнейшим образом, до конца жизни вел учет всех публикаций — собственных, а также журналистских о нем. По этим газетным и журнальным вырезкам можно проследить едва ли не всю биографию ученого: учебу, подготовку диссертаций, работу в геологических экспедициях, участие в международных конференциях. И представить себе судьбу этого человека, ясно сознававшего, в какое непростое время он живет.
Первая публикация от 23 марта 1933 года. Это небольшая заметка в газете «За социалистическую науку», органе Академии наук СССР. В ней сообщается, что «состоялся полит-бой между кружками ленинизма биологов, химиков и сейсмологов — 31 человек… Один из участников объявил крестьянство враждебным классом, другой утверждал, что роль партии при диктатуре пролетариата не увеличивается, а понижается».
Разумеется, эти опасные заблуждения получили достойный отпор. Незамысловатая информация, несмотря на бесхитростность и прямолинейность утверждений, довольно точно передает идеологическую атмосферу, которой была пронизана жизнь страны. Серьезность, которая придавалась политбоям, подчеркивается тем, что к заметке подверстана таблица «Итоги политбоя в кружках». В графе «Фамилии давших лучшие ответы» в кружке «Текущая политика» значатся Левченко, Маслова, Поппе, Гехоррейда и наш герой — Кашкай.
Советский ученый не может быть аполитичным, он должен жить проблемами страны, разбираться в ее политике — внешней и внутренней, следить по газетам и журналам за происками империалистов, строящими козни против первого и единственного в мире государства рабочих и крестьян.
Особой школой теоретической геологии были коллоквиумы тогдашних светил: Левинсона-Лессинга, Ферсмана, Белянкина. Сохранились воспоминания участников тектонических коллоквиумов, проходивших каждую субботу.
Участие в таких заседаниях считалось святым делом для всех, ибо являлось одной из форм обучения аспирантов, приобщения их к научному творчеству, самостоятельному мышлению. Аспиранты ждали их с нетерпением, тщательно готовились к своим докладам, если такой чести кто удостаивался — не вылезали неделями из библиотек. Знали уже по опыту — любой доклад нередко мог быть подвергнут беспощадной критике, хотя выступающие в прениях неукоснительно соблюдали требования этики и научной корректности.
Докладчик получал массу вопросов, замечаний, его как бы подталкивали к тому, чтобы он научился глубоко, а главное — критично рассматривать свой материал, многократно обдумывать свои выводы, вновь и вновь корректировать свои формулировки. Выступающий порой покидал зал заседания «субботников» как парилку, но не было случая каких-либо обид, как не было и пустых придирок.
Участники коллоквиумов щедро делились своими познаниями, догадками, родившимися в ходе научных импровизаций, неожиданными соображениями. Именитые ученые были щедры на идеи, которые давали не только мощный импульс для научных поисков молодых ученых, но часто становились отправной точкой новых работ, начинаний и открытий.
Ленинградские коллоквиумы запомнились М. Кашкаю как настоящий праздник научной мысли, раскованного, незакомплексованного мышления.
Вот кто-то из аспирантов, демонстрируя минерал, внушительно замечает, что свою задачу исследователя он видит прежде всего в том, чтобы сразу установить наличие в нем драгоценных металлов, столь необходимых народному хозяйству.
— Установка в целом правильная, — звучит реплика. — Но полезно будет помнить и классика: «Если вам подали чай, не ищите в нем кофе».
Аспирант смущен? Несомненно. Но так его отучали от краснобайства, излишней самоуверенности и мешающей поиску истины неумеренной и чаще всего конъюнктурной политизации научной проблемы.
Некоторые именитые ученые, прежде чем сдать в печать очередную статью или новую крупную работу, выносили их на обсуждение коллоквиума. Они считали важным и нужным получить оценку своих идей и выводов, знали, что будут сделаны откровенные критические замечания, на которые как-то не принято было обижаться. Считалось хорошим тоном выразить искреннюю благодарность за критику — своим примером они учили новое молодое поколение высокой академической корректности.
М. Кашкай, как и многие другие аспиранты, поначалу не решался выступать. Но пришел на помощь научный руководитель Петр Иванович Лебедев. Он усаживал своих учеников в первый ряд кресел и начинал обсуждение докладов с вопросов, которые аспиранты по очереди должны были задать выступавшему. Так незаметно они приобщались к научной дискуссии.
При всей высокой требовательности, царившей в аспирантуре, начинающим ученым предоставлялась возможность самому выбрать направление своей деятельности. На него не оказывалось никакого давления, никто не торопил с защитой диссертации. Она созревала по мере сбора фактологического материала во время ежегодных экспедиций, насыщенного учебного процесса, постоянного общения с выдающимися представителями советской и мировой геологической науки. Главным в обучении считалось основательное освоение теоретических знаний о Земле, обретение навыков научного поиска, умение анализировать и обобщать разрозненные геологические факты. К этому вела, а точнее, обязывала общая научная атмосфера, которой дышал институт петрографии.
Отношения учеников и учителей, несмотря на огромную разницу в возрасте, положении и, само собой, ученых степенях, отличались удивительной демократичностью, теплотой, какая бывает только у людей, научившихся ценить дружбу, простоту общения в уникальных условиях геологической жизни — в горах, тайге, пустыне. Такая манера высокой интеллигентности, поведенческий стиль стали для них частью образа жизни.
Профессора, академики, авторы широко известных работ и учебников по геологии могли запросто пригласить к себе на чай группу студентов или аспирантов. Запоминались молодым ученым не только огромная, на всю стену, библиотека, хлебосольство хозяина, но прежде всего его непринужденные, полные любопытнейших деталей рассказы о путешествиях по бескрайним просторам России, по далеким странам в дореволюционную пору. «Взятые вместе эти рассказы составили бы огромную книгу путешествий и воспоминаний, которая могла бы стать настольной книгой начинающего геолога», — вспоминал впоследствии М. Кашкай.
Великолепным рассказчиком был великий А. Е. Ферсман. Его лекции по минералогии увлекали точностью знаний и образностью мышления.
«Поэтические книги Ферсмана по минералогии пробудили интерес к минералам у нескольких поколений людей, — писал много позже М. Кашкай. — Подтверждением тому великое множество знатоков, собирателей камней по всей советской стране…»{17}
Внимая своим великим учителям, он уже тогда утвердился во мнении, что «для ученого чрезвычайно важно знать не только предшествующие работы по тем проблемам, которыми он занимается, но и историю жизни этих своих предшественников, условия, в которых они творили, обстоятельства, которые помогли им сделать те или иные открытия»{18}.