Гость выложил на стол кожаную полевую сумку (такие нынче у большого проверяющего начальства водятся), достал из ее кармашка какую-то бумажку и положил перед хозяином тесного, дышащего полуденной жарой кабинета. Бумажка, оказавшаяся препроводиловкой Ленинградского петрографического института, удостоверяла, что сотруднику оного, командированному «в Закавказье, в район минеральных источников Исти-Су с 16 июня по 1 октября 1934 года, необходимо оказать содействие в проезде к месту командировки, поскольку исследования, проводимые Кашкаем, могут выявить и уточнить бальнеологические качества названных источников. В связи с этим ему необходимо охватить геологической съемкой районы всех трех минеральных источников и связать их между собой»{33}.
Документ, само собой, написан на русском. Да если б он был составлен на азербайджанском, все равно тут без переводчика не обойтись.
Секретарь понял, что день, его первая, по крайней мере, половина, безвозвратно потерян. Лучшим способом как можно быстрее заняться своими хлопковыми вопросами было разобраться с делом нежданно-негаданно свалившегося ему на голову геолога. В конце концов из Ленинграда, где партийным вождем «наш Мироныч», не каждый день приезжают гости, к тому же наши, свои, соотечественники.
Порадовавшись за своего земляка, занятого важной работой в далеком Ленинграде, послушав его рассказы о геологических экспедициях, ищущих нефть, руду, уголь, золото и прочие полезные ископаемые по всей Стране Советов, он заодно попросил в точности перевести содержание документа относительно командировки товарища Кашкая в Кельбаджары (русский язык, конечно, язык партийцев, но секретарь человек из села, за то и ценят его в ЦК, к тому же с геологическими терминами ему не приходилось иметь дело). Выслушав внимательно собеседника, он попросил помощника, моложавого мужичка, подать чаю, придвинул к себе чистый лист бумаги и принялся что-то чертить на нем. Оказалось, что он был занят разработкой маршрута дальнейшего следования ученого к месту командирования. Согласно схеме выходило, что евлахский секретарь берется обеспечить его переброску в Тер-Тер.
— Отсюда мы каждый день отправляем карабахцам солярку, продукты, стройматериалы, словом, все, что им полагается по распределению Центра. Место для одного человека всегда найдется.
Брался он сообщить тамошнему начальству и о приезде ленинградского азербайджанца с тем, чтобы в Тер-Тере помогли перебраться далее до самой границы Кельбаджарского района. Отсюда — как повезет.
— В горах, конечно, как и всюду, — наша советская власть, крепкая. Но горцы, сами знаете, народ своеобразный. Мягко говоря…
Первая встреча с этим своеобразным народом произошла в селе Агдабан, что на самой границе между Тер-Тером и Кельбаджарами.
Совершенно неожиданно день догорел и погас под проливным дождем, невесть откуда грянувшим и накрывшим путников — молодого геолога и столь же молодого учителя, направлявшегося в район минеральных вод по распределению после окончания педагогического техникума. Нужно было думать о ночлеге. Их «гид», местный крестьянин, ловко управлявший тощей лошадкой, тяжело, с храпом тянувшей грозящую вот-вот развалиться телегу на многочисленных спусках, отчаянно похлестывая по бокам несчастное животное, вывел уже успевших промокнуть пассажиров к неказистому дому, где располагался, как он уверял, сельсовет. Из приоткрытой, грубо сколоченной двери дыхнуло восхитительным запахом горящих поленьев и свежеиспеченного хлеба, в глубине комнаты мерцал золотистый свет керосиновой лампы.
Плечистый детина, представившийся председателем сельсовета, не рекомендовал им продолжать путешествие и предложил заночевать в Агдабане, дожидаясь солнца. На вопрос, когда оно выглянет, солнце, детина посмотрел за дверь (в доме окон не было), шумно потянул носом и, стряхнув с головы капли дождя, дал прогноз: не раньше завтрашнего полудня. Прогноз оказался довольно точным, с одной лишь поправкой — дождь к полудню действительно прекратился, но солнце выглянуло для того, чтобы вновь исчезнуть. В результате Муса, точнее, Сельсовет-Муса, так звали председателя, не рекомендовал отправляться в путь на ночь глядя:
— До райсовета километров пятьдесят — не меньше. А на горных дорогах не только медведи шастают…
Через пару часов село погрузилось во мглу, и наступила жуткая тишина.
Путники проснулись среди ночи от громких голосов, приглушенной ругани, шараханья каких-то теней, заполнивших комнату. Чья-то рука вырвала из темноты лампаду и принялась шарить по углам. Наконец, возник Сельсовет-Муса, поставив на середину комнаты грубо сколоченную табуретку и водрузив на нее керосинку так, что можно было разглядеть тех, кто сгрудились вокруг этого источника жизни. Ночных пришельцев возглавлял крупный мужчина, папаха которого как бы служила ему еще и маской, что ничего хорошего не сулило тем, кто повстречался бы с ним в темени кельбаджарского каньона. По тому, как председатель сельсовета бросился кипятить чай, как он суетился вокруг стола, раскладывая на нем чашки, куски овечьего сыра и лаваша, легко можно было догадаться, что ночной пришелец как раз и являлся одним из тех, кто шастает по здешним горным тропам, о чем до председателя сельсовета Мусы предупреждали нашего героя еще в Баку.
— Ну что ж, коли свела нас судьба — будем знакомы: Ири-Хосров (Большой Хоеров).
Имена новых знакомцев не произвели впечатления на обладателя мохнатой папахи, по-прежнему заслонявшей его лицо. Только спросил горожанина:
— Мир-Али? Из сеидов, что ли?
Тот неопределенно пожал плечами, улыбнулся своей мягкой улыбкой:
— Вообще-то я геолог. Приехал сюда из Ленинграда изучать ваши родники, источники. Они обладают лечебными свойствами.
— Так это и моя бабушка знавала, — громко пробасил детина и неестественно засмеялся. И это был смех, от которого по коже пробежали мурашки.
— Вот и хорошо! До меня только ваша бабушка знала, а после меня — весь мир узнает!
Это сообщение произвело впечатление на ночного гостя. Он прервал свой смех и придвинулся ближе к Мир-Али:
— А ты не из чекистов, а? Они тоже любят сказки всякие рассказывать. Нет, по глазам вижу — мирный человек. Молод больно. А что за профессия у тебя — геолог?
«Лекция» Мир-Али затянулась до самого утра. А завершилось знакомство тем, что Ири-Хосров, пожимая ему на прощанье руку, пробасил дружески:
— Ежели кто тебе поперек дороги встанет, дай мне знать.
И, обращаясь уже к Сельсовет-Мусе, приказал:
— Геолог — мой друг. Так и знай. И всем передай. И, хлестнув коня, скрылся в предрассветной мгле. Больше Мир-Али так и не довелось повстречать Ири-Хосрова, хотя пришлось посещать эти места на протяжении всей жизни. Выполнил ли его приказ Сельсовет-Муса или нет, история Кельбаджар об этом умалчивает. Только за четыре месяца, проведенных в Исти-Су, никто ему поперек дороги не вставал, хотя еще долго ходили слухи о бандах, не покорившихся новой власти, грабителях и убийцах, наводивших ужас на всех и прежде всего тех, кто наезжал сюда из большевистского Баку.
Проделав на лошадях нелегкий путь в 50 километров от Агдабана до райцентра Кельбаджар, наш герой поселился в тамошнем гостевом доме, где обычно останавливалось высокое начальство из Баку. Оно наведывалось в эти края редко, потому как ни хлопком, ни овцеводством не славен был затерявшийся высоко в горах (2225 метров над уровнем моря) Кельбаджар. А знаменит он был своими минеральными источниками. Местные жители использовали их в качестве лечебного средства от всяких хворей, ориентируясь на легенды и рассказы стариков, — первые врачи появились в этих краях сравнительно недавно, да и то бывали здесь наездами, в летние месяцы. А с наступлением дождливой и холодной осени тучи плотным шатром опускались над Кельбаджаром, и городок погружался в пелену непроницаемого тумана.