Спустя несколько месяцев отряд закончит свою работу, и М. Кашкай вернется в Москву, где весь 1936 год посвятит анализу собранных материалов, подготовке доклада о характеристиках полезных ископаемых Северного Кавказа, публикациям о проведенных исследованиях.
Вот основные тезисы его доклада об экспедиции на Северный Кавказ.
«В районе наших исследований обнаружен ряд полезных ископаемых, большинство которых содержит небольшое количество рудных концентраций. Некоторые из них были известны до нас; несколько же точек вкрапленных руд обнаружены нами. Эти рудные образования не имеют пока промышленного значения, но представляют большой интерес для геохимической характеристики района и выяснения некоторых генетических вопросов. Для более полной геохимической картины мы ввели также в круг наших исследований месторождения свинцово-цинковых руд — «Эльбрус» расположенные ниже по р. Кубань, примерно на расстоянии 10 км от аула Учкулан, и месторождения на Даутском хребте, по рекам Индыш и Худее. Эти точки имеют большое промышленное значение для области. Здесь находятся штольни, проникающие далеко вглубь горы, и довольно удобные жилые и рудничные сооружения. Месторождения являются полиметаллическими. Они содержат, главным образом, цинковую обманку (сфалерит) и свинцовый блеск, галенит, в меньшем количестве — медный колчедан, серный колчедан (пирит) и мышьяковую руду (реальгар).
Наиболее интересным из месторождений полиметаллических руд, отмеченных по система рек Учкулана и Хурзука, является месторождение, которое расположено у левого истока Кичкине-кола (притока р. Гондурай), покрытого ледником. Подъем на это месторождение возможен лишь при помощи буров, вбитых в скалы; он представляет большие трудности»{49}.
Из официальной биографии: «М. Кашкай составил геологическую и геохимическую карту обширных территорий Алтая, Западной Сибири, Северного Кавказа…»
Это и есть главный итог российского периода в жизни азербайджанского ученого. Разумеется, при современных совершенных и оперативных методах геологического исследования труд, упомянутый в биографии М. Каткая, не поражает воображения. Но будем помнить, что многие километры непроходимой тайги и коварных горных перевалов он прошагал с рюкзаком за плечами. Детальные геологические карты, подготовленные им, служили многим поколениям советских геологов. И все это в возрасте от 24 до 28 лет. На такой объем работы у иных уходила целая жизнь…
«Крылья даны птице для полета. Если летать — то высоко!» — пишет Кашкай в одном из писем.
Его полет в мире науки становится уверенным, набирает стремительность…
По его признанию, советские геологи в 30-е годы провели, так сказать, первый зондаж полезных ископаемых СССР. Им предстояла огромная работа на просторах необъятной Евразии. М. Кашкай мечтал о новых экспедициях — на Урал, Украину, Камчатку и опять же — на Кавказ.
Но судьба уже заготовила ему совершенно иной поворот, иную долю.
В октябре 1935 года АзОЗФАН решением правительства республики преобразовывается в Азербайджанский филиал Академии наук СССР (АзФАН).
Прежде чем продолжить рассказ о том, как отразилось на карьере нашего героя это решение, поясним, что означала аббревиатура АзОЗФАН. Еще в конце 1932 года постановлением Азербайджанского Центрального исполнительного комитета на базе Азербайджанского государственного научно-исследовательского института было организовано Азербайджанское отделение Закавказского филиала АН СССР. Эта была первая попытка концентрации научного потенциала молодой республики в едином центре. Разумеется, как создавались тогда высшая школа, музыкальные, композиторские школы — при поддержке Москвы, Ленинграда, Киева, так и научная база в Азербайджане формировалась и укреплялась при помощи специалистов, направляемых из России. Ее технический фундамент укреплялся за счет перебазирования различных научно-исследовательских организаций. Научных сил и в Баку, и в Тбилиси было маловато, чего нельзя было сказать о республиканских амбициях.
В рамках единого Закавказского филиала развитие научной мысли тормозилось желанием каждой стороны перетянуть, как говорится, на себя большую часть одеяла. Грузия претендовала на особое внимание в связи с возвышением «горного орла» — И. Сталина. Азербайджан практически находился в центре внимания Советского государства с учетом выдающегося значения Баку как нефтяного и культурного, космополитического, или как говорили в ту пору, интернационального центра.
Очень быстро республики, во главе которых стояли сколь честолюбивые, столь же авантюрные лидеры — Л. Берия и М.-Дж. Багиров, стали тяготиться обязательствами, которые налагали на них рамки филиала. Так они вышли на решение, которое подтвердило ожидаемый эффект, — создание республиканских филиалов АН СССР.
С самого начала в практической реализации этой идеи активно участвовали выдающиеся научные фигуры, знаменитые академики И. М. Губкин, С. С. Наметкин и уже знакомый нам Ф. Ю. Левинсон-Лессинг.
Само собой участие двух выдающихся геологов и Наметкина — крупного химика того времени в организации АзФАН объясняется нефтяной спецификой Баку. Ничего удивительного не было в том, что эта могучая тройка поочередно возглавляла первый академический центр Азербайджана. Как, очевидно, уже догадался читатель, Левинсон-Лессинг, занятый формированием структуры будущей Академии, никак не мог обойтись без своего ученика — Мир-Али Кашкая.
Они встретились в конце 1936 года в Москве, в Старомонетном переулке, 35, где теперь располагался Петрографический институт.
— Как вы смотрите на то, чтобы вернуться в Баку?
Разумеется, долгими зимними вечерами в Ленинграде или у таежного костра он не раз размышлял об этом.
Здесь необходимо сделать некоторые пояснения для современного читателя. Оставаясь представителями различных народов и этносов, азербайджанцы, белорусы, украинцы, грузины и многие другие реально ощущали себя гражданами великого государства — Советского Союза. Их равноправие подтверждалось возможностью найти работу по призванию в любом уголке огромной страны. Официальная идеология — пролетарский интернационализм — исключала какое-либо ущемление прав, не говоря уже об унижении национального достоинства. Так что у Кашкая, как и у большинства его соотечественников, были как бы два отчих дома: один большой — Советский Союз и другой — Азербайджан, край, взрастивший его, и с которым он был связан нравственно и духовно. И, как бы ни складывалась жизнь, здесь жил народ, частицей которого он себя сознавал, это была земля его предков.
Россия приняла его душевно, щедро делилась опытом и знаниями. Как человек в высшей степени интеллигентный, с развитым чувством благодарности, он не мог не отметить бескорыстия и дружеского участия русских ученых в своей судьбе. Франц Юльевич так же, как и другие люди науки, с которыми он общался в Ленинграде и Москве, внес решающий вклад в его становление как ученого.
Он воспринимал их не просто как опытных и знающих учителей. Они стали ему родными людьми. Нет, в том, что Москва для него была и осталась родным краем, не было никакого преувеличения. Ну а с Баку и Гянджой он был связан, как дитя с матерью. Что тут объяснять — родина есть родина.
И что тут спрашивать? Разумеется, для молодого человека было высшим счастьем вернуться на родину и служить ей, отдать своей стране и народу свои знания и силы. И в этих мыслях не было ни рисовки, ни бравады, ни ложного патриотизма. Так думала лучшая часть тогдашней азербайджанской интеллигенции. И, главное, — так она поступала в практической жизни. Нариман Нариманов, несмотря ни на что, сумел добиться от Москвы специальной квоты от продажи нефти для нужд образования.