Агамир Мамедов, его троюродный брат, с которым Мир-Али дружит и часто встречается. Подобно тому как Мир-Али ушел в свою геологию, так и Агамир живет историческими событиями далекого прошлого. В последние годы он пишет работу по истории мюридизма на Кавказе. Откуда ему знать, что товарищ Багиров, партийный руководитель республики, также считает себя знатоком истории, что он готовит к печати свою версию истории революционного движения в Закавказье, что у него своя точка зрения на мюридизм, движение Шамиля. Агамир Мамедов первый, но не единственный из ученых Азербайджана, которому придется жизнью заплатить за свою точку зрения о характере, движущих силах и идеологии мюридизма.
«Что мог сделать тихий, спокойный Агамир?» — мучается в догадках родня.
— Агамир и политика? Никогда не поверю. Здесь какая-то ошибка, — убежден Кашкай.
Но как исправить эту ошибку, если она допущена? К кому обратиться?
Об аресте своего близкого родственника и друга он узнал после возвращения из командировки в Москву, где занимался перебазированием нескольких лабораторий для АзФАН. А вернулся, защищать уже было некого — Агамира расстреляли, как и Ахмеда Джавада, постановлением «тройки». В отношении жен применили одну и ту же меру — сослали в лагеря…
Он не любил возвращаться к тем жутким в своей реальности дням. Когда вспоминался бедняга Агамир, когда его спрашивали о том мрачном времени, он отвечал одной некрасовской строчкой: «Бывали хуже времена, но не было подлей».
ВАЛЬС-БОСТОН ДЛЯ МОЛОДОЖЕНОВ
Жизнь, однако, кипит: строятся заводы, нефтяники рапортуют о многих сверхплановых тоннах горючего для страны, азербайджанка Лейла Мамедбекова взлетает в небесную синь — первая женщина-летчица не только в Азербайджане, но и на всем мусульманском Востоке. Великий Узеир-бек завершает свою самую знаменитую оперу «Кёр оглы», Бюль-Бюль поет его романсы, один прекраснее другого. На сцене азербайджанской оперы блистательная Шовкет Мамедова рассказывает о необыкновенном теноре Рашиде Бейбутове. Кашкай, как и многие тогдашние театралы, обожает Ульви Раджаба, лучшего азербайджанского Отелло.
Он читает курс лекций по геологии в Азгосуниверситете, которому присвоили имя Кирова (как и древней Гяндже, многим поселкам, заводам, фабрикам, вузам, научным центрам, улицам). У него открылся талант педагога. На его глазах идет формирование азербайджанской национальной элиты. Эта элита нового качества. Она вобрала в себя часть культурного национального наследия, ее ряды разбавляются и пополняются людьми от народного массива. В этом состоял подлинный, а не формальный демократизм социализма. И каким бы болезненным ни был этот процесс, говоря по-сталински, «рекрутирования» новой элиты, он позволил народу совершить небывалый культурный скачок, стать нацией.
В том и состоял секрет близости советской элиты к народу, чего никак нельзя сказать о нынешней посткоммунистической. Можно вполне определенно утверждать, что азербайджанская элита в советское время на 90 процентов была рекрутирована из народа, — это главное. О чем, кажется, ныне мало кто задумывается…
От Азгосуниверситета, открытого еще в 1919 году, в период создания первой Азербайджанской республики — АДР, в начале 30-х отпочковались медицинский, экономический, педагогический и другие факультеты, преобразованные в профильные институты. Приостановивший свою деятельность на некоторое время, университет возобновляет ее к концу 1934 года. К моменту появления в нем М. Кашкая он насчитывал уже несколько факультетов, в том числе физико-математический, химический, биологический, исторический, географический и другие, включая уже упоминавшийся факультет геологии.
В университете много интересных людей. Один из них — Мамед Эфендиев, декан физико-математического факультета АГУ. Кашкая с ним роднит общее петербургское прошлое. М. Эфендиев — уроженец Нухи (нынешний Шеки), в 1914 году окончил физико-математический факультет Петербургского университета. Был преподавателем физики и математики в Горийской учительской семинарии. В первые годы советской власти он организовывал высшие педагогические курсы математиков в Баку, стал одним из первых ректоров педагогического института. И еще Мир-Али дружен с профессором Мамедом Эфендиевым — тот любит поэзию, русскую литературу. В его доме М. Кашкай чувствует себя, как в Ленинграде, — супруга известного математика Зинаида Андреевна также окончила Петербургский университет. Она биолог.
— Когда я ее привез в Шеки, родственники приходили не поздравить, а посмотреть, в самом ли деле моя жена русская. Я им объяснял: ничего русского в ней нет, потому как она украинка. Но взглянуть чужим не позволю, как и все шекинки, будет ходить в чадре, — шутит хозяин дома, сидя во главе стола, заставленного шекинскими яствами.
Мамед Эфендиев — сын известного и высоко ценимого в Азербайджане человека — Рашид бека Эфендиева, дореволюционного просветителя, писателя, драматурга, педагога. Он оставил своему народу различные учебники, пьесы, повести, водевили, некоторые из которых привлекают внимание режиссеров и поныне.
Сблизила двух ученых их общая страсть к шахматам. Большинство их коллег, как и многие кавказцы, предпочитали коротать время за нардами. М. Эфендиев увлекался шахматами, с молодости собирал обширную литературу об этой древней игре. Они вели счет своему нескончаемому турниру, разбирали шахматные композиции, партии тогдашних знаменитостей — Алехина, Капабланки, Ласкера, Лилиенталя, начинающего Ботвинника. Однако засиживается Мир-Али у Эфендиева не только из-за любви к древней игре. Он приходит по вечерам, как правило, с букетом цветов и коробкой московского шоколада. Конфеты вручаются Зинаиде Андреевне, а цветы — юной Фариде, стройной, веселой прелестнице, в очаровании которой удачно сочетаются лучшие черты матери-украинки и отца-азербайджанца.
Двухлетние ухаживания с подношением букетов, гуляньями по бакинскому бульвару, экскурсиями в театры закончились тем, чем и должны были закончиться, — помолвкой и веселой свадьбой, в которой приняла участие большая часть ученого мира тогдашнего Баку.
Это была, возможно, первая свадьба в ресторане «Интуриста», который бакинцы позже стали именовать «Старый Интурист» и который был безжалостно снесен уже в наши — окаянные дни нового, XXI века. А тогда, в 30-е годы, щусевское здание только что украсило бакинский бульвар.
— До сих пор считалось, что драгоценные минералы вроде бы мало интересуют нашего Кашкая. Приходится признать, что и я, его научный руководитель, придерживался этого ошибочного мнения. Сегодня я вижу, что он целенаправленно все эти годы вел поиски алмаза. В геологии всякие чудеса случались, но чтоб на нефтяных месторождениях обнаружить бриллиант, да такой необыкновенной красоты — такое мне приходится видеть впервые.
Это из тоста П. И. Лебедева…
Кружение вальса-бостона для молодоженов. Его любимый танец, очень модный в те годы. Ей восемнадцать, ему тридцать два. Разница в возрасте между молодоженами — 14 лет, в общем-то, обычное явление.
Жизнь только начинается. Кашкай приобрел себе квартиру на улице Буйнакской (неподалеку от дома, где располагается ныне иранское посольство). Он, как тогда говорили, обеспечен, хорошо зарабатывает, можно сказать, ни в чем не нуждается. Иногда он берет молодую жену в Москву, Ленинград, где у Фариды разбегаются глаза от великолепия русской архитектуры, множества театров, музеев.
Раз она побывала с ним и в экспедиции в Исти-Су. Но дальняя дорога на лошадях, вечера у костра не увлекли ее. В 1941 году Фарида родила ему сына. Это был миг, когда наш герой был по-настоящему счастлив, хотя признаемся, что хеппи-энда у этого брака не получилось.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ГОДЫ ВОЙНЫ
Перед самой войной М. Кашкай вместе с другим видным азербайджанским геологом Ш. Азизбековым был занят выполнением задания Азербайджанского филиала Академии наук СССР и Закавказского отделения Союзредметразведки. Ученым было поручено произвести геолого-петрографические работы в зонах распространения лиственитов. Работу вели две самостоятельные экспедиции: одна в районах Азербайджана, другая в Южной Осетии. Это практически правительственное задание, целью которого было определение и уточнение полезных ископаемых республики, явилось как бы частью научного замысла докторской диссертации.