- Так как же? - спросила Кэт.
- Похоже, вернулись давно минувшие времена автомобилизма, - сказал Монтейлер. - Попробуем где-нибудь в другом месте.
И он пошел по тротуару.
Старый человек с седой бородой сидел на скамье посреди тротуара и смотрел на поток ревущих автомобилей, бурливший прямо перед ним, почти касаясь его костлявых колен. Он беседовал с еще более глубоким старцем, лицо которого украшала белоснежная борода под перебитым носом. Старец опирался на потертую черную трость.
- Господи, какой шум! - произнес тот, что помоложе.
- Что ты сказал?
- Я сказал, что тут невероятный шум. Теперь только и слышишь, как громыхают эти проклятые автомашины. Я не в состоянии даже думать.
- Не слышу, что ты говоришь. Тут невероятный шум.
Седобородый с нескрываемой злостью посмотрел вдоль улицы.
- И чего мы сидим тут каждый день? Хоть бы кто-нибудь объяснил мне. Тут же с ума сойти можно.
- Мы всегда сидели здесь.
- Всегда, - откликнулся седобородый.
- Раньше все было лучше. Чистый воздух и вообще. Ты помнишь лошадей, подводы?
- Лошадей? О да. Их били, стегали, этих проклятых кляч. Я никогда не мог понять, почему, но их здорово стегали. Иногда даже до крови.
- Хорошее было времечко, - сказал старец, мечтательно глядя вдаль.
- И нищие. Иногда били и нищих.
- Теперь почти не встретишь нищего.
- Они вымерли, - сказал седобородый. - Из-за загрязнения воздуха. И из-за этого проклятого шума. А еще потому, что им приходилось переходить улицу.
- Во всяком случае от них не было никакого проку, - проворчал старец и крепче сжал свою трость, будто собираясь задать трепку какому-нибудь нищему.
- Но в живописности им нельзя было отказать, - возразил седобородый. - По воскресеньям я обычно подавал им милостыню. Господи, как они дрались за каждую монету! Отец с сыном, сын с матерью, муж с женой. Никакой совести, никакого стыда! А потом появлялся полицейский и разгонял всех дубинкой. И поделом! Почему они не брались за честный труд, не искали себе работу? Вот я - нашел же я себе место и жил неплохо.
Он мрачно выругался, не сводя глаз с проносившихся мимо машин.
- Они были просто лентяями, вот и все, - сказал его собеседник. - Впрочем, их уже давно нет в живых.
- Не перенесли выхлопных газов. Мерли как мухи.
- И промышленных выбросов в атмосферу.
- И движения на дорогах. Они так и не сумели понять, что выходить на улицу - это все равно что сразу лечь в гроб.
- И радиоактивных осадков.
- И синтетических добавок в пищевые продукты.
- Если у этих лентяев были деньги на продукты.
- Бедность, - угрюмо сказал седобородый, - это преступление, которое карается смертью.
- Господи, я уже двадцать лет не видел неба! - вздохнул старец.- Не помню даже, как оно выглядит.
- А я помню, - гордо сказал его собеседник. - Оно было голубое. Вот такое голубое.
И он сделал жест, который, по его мнению, должен был изображать незамутненную, слепящую голубизну.
- Теперь уже ничего нет, кроме чертова смога.
- И радиоактивных осадков.
- И загрязнения среды.
- И теперь страшно переходить эту проклятую улицу.
- Господи, вот пойду и утоплюсь! - воскликнул седобородый.
- Не надо, - возразил старец. - Вода тоже отравлена.
Седобородый заплакал.
Монтейлер, который стоял чуть поодаль, с удивлением слушал эту беседу. Наконец он подошел и присел на скамью.
- Простите, пожалуйста, - сказал он.
- Это наша скамейка, - проворчал седобородый. - Проваливайте!
- Я бы только хотел задать вам один вопрос, - сказал Монтейлер.
- Не слышу, что вы говорите. - Седобородый отер слезы костлявым кулаком. - Этот проклятый шум...
- Оп-ля, - воскликнул его товарищ, вынимая из кармана плоскую бутылку и любовно глядя на нее. - Сто граммов лечат целый килограмм неприятностей. Кто хочет попробовать?
Монтейлер показал на разведывательный корабль.
- Скажите, пожалуйста, что надо сделать, чтобы попасть через улицу вон к тому кораблю?
- Вы ничего не можете сделать, - ответил седобородый с торжеством. - Тут же попадете под колеса.
- Вас раздавят как котенка, из вас сделают котлрту, одобрительно подтвердил его собеседник.
- Зачем вам переходить улицу? - спросил седобородый.
- Мой корабль находится на той стороне, - ответил Монтейлер.
- Если вы смогли загнать корабль туда, - сказал седобородый, - то сможете, наверно, и вытащить его оттуда. Я-то тут причем?
Он сердито фыркнул. "Уж эти иностранцы!"
- Я думал, вы обрадуетесь нашему возвращению, - сказал Монтейлер. - Или вы не понимаете, что означает этот корабль?
- Я чертовски рад, - сказал седобородый. - Но ведь здесь город, а городским жителям ни до чего нет дела. Прочтите любую книгу, там черным по белому написано, что горожанам на все плевать.
Он взглянул на Монтейлера и презрительно улыбнулся, обнажив пожелтевшие зубы.
- Вам нужен был город? Вот он перед вами. Чего же вы еще пристаете? Вы хотели, чтобы все это было повеселее? Так знайте, что я чуть не помираю от веселья. А все эти автомобили - разве это не интересно, разве не захватывает дух? Если вам хотелось еще песен и танцев, то нужно было сразу сказать об этом.
- Мне не кажется все это веселым, - сказал Монтейлер.
- Только паршивой свинье все это может показаться веселым, - проворчал седобородый. - Или члену городского муниципалитета. На всей планете не найти другого такого городского города, как этот, уж можете мне поверить. Перенаселенность, грязь, повышенная радиоактивность, море автомобилей - все, что хотите.
Он устало откинулся на спинку скамейки. Монтейлер обменялся взглядом с Кэт, которая продолжала стоять в стороне. Он решил изменить тактику:
- А вы выглядите необычайно хорошо для своего возраста. Уверен, что вы могли бы многое порассказать об этом городе.
- Мне сорок шесть лет, - ответил седобородый, - и я уже вполне созрел для того, чтобы меня отправили в переработку на удобрение. Кроме того, я никогда не выходил за пределы этого квартала. Никогда не делал ничего другого - только всегда сидел на этой скамейке и болтал вот с тем идиотом.
- Лучше списать, чем починять, - торжественно произнес его собеседник. - Слава тебе, Форд!