В 1802 году в этой же области неба нашли еще одну малую планету — Палладу, затем Юнону, а в 1807 году — Весту. Но все они были очень маленькие — около нескольких сотен километров в диаметре. А ведь между Марсом и Юпитером ожидалась настоящая, полноценная планета. Ей даже название дали — Фаэтон.
С 1845 года начался новый поток открытий малых планет, получивших название астероидов. В 1852 году их насчитывалось 20, а к 1870 году — 110. К 1938 году число малых планет достигло 1500, и эта зона Солнечной системы получила название пояса астероидов. А как же Фаэтон? Даже сегодня есть ученые, которые считают, что Фаэтон был. Был, а потом взорвался, таким образом и появились астероиды в этом районе. Но эта гипотеза маловероятна.
Итак, менее чем за два столетия, прошедших со времени внедрения телескопической техники в астрономию, в этой науке произошли поистине поразительные перемены. За это короткое в историческом масштабе время человечество узнало о Солнечной системе гораздо больше, чем за предыдущие тысячелетия развития астрономии. Более того, телескопы предоставили возможность впервые в истории науки провести измерения скорости света. В 1676 году это сделал датский астроном О. Рёмер, который, помимо чисто научной работы, занимался еще и воспитанием наследника французского престола.
Это были времена трех мушкетеров, миледи, кардинала Ришелье. К сожалению, насколько широк круг людей, знакомых с дворцовыми интригами по романам Дюма, настолько же мало известны перипетии великих астрономических открытий тех же самых времен. А ведь наверняка внутреннего драматизма здесь было ничуть не меньше, чем в блистательных романах Дюма.
Итак, О. Рёмер находился в Дании, где он исследовал руины Ураниеборга — знаменитой обсерватории Тихо Браге. Тем временем придворный астроном Кассини, проводя наблюдения в Париже за затмениями спутников Юпитера, установил, что в соединениях моменты затмений первого спутника запаздывают более чем на 10 минут. Рёмер, вернувшись с острова Хвен и узнав об этом, продолжил наблюдения над затмениями спутников Юпитера и очень скоро объяснил факт запаздывания конечностью скорости распространения света. Он вычислил ее из имевшихся в то время данных для орбит планет и получил значение для скорости света 2,3 × 1010 см/сек. Это было одним из величайших достижений астрономии.
Джон Доменико Кассини (1685–1712).
Мы до сих пор говорили о достижениях астрономии в «рамках» Солнечной системы. Не менее впечатляющие успехи были достигнуты в это время при изучении более далеких объектов. Здесь в наблюдении уже не Солнечной системы, а Вселенной бесспорное первенство принадлежало Гершелю. Именно его пионерским работам обязана астрономия появлению первой систематической «инвентаризации» нашего мира, которой астроном занялся после открытия Урана.
Гершель проделал неимоверно тщательную и кропотливую работу: подробный и систематический обзор всего неба. Каждый объект, попадавший в поле зрения его телескопа, заносился в каталог. Поскольку инструменты Гершеля были лучше телескопов Гринвичской обсерватории, ему удалось открыть удивительный факт. Многие объекты, которые до наблюдений Гершеля казались туманными пятнышками, состояли на самом деле из многих тысяч звезд.
Гершель открыл не менее 2500 туманностей и звездных скоплений. И до Гершеля многие ученые считали, что Млечный Путь состоит из огромного числа звездных скоплений. Этой точки зрения придерживался, в частности, И. Кант. Но до наблюдений Гершеля это были чисто умозрительные рассуждения.
Схема затмения спутников Юпитера (рисунок Рёмера). Исследуя затмения спутников Юпитера, Рёмер вычислил примерную скорость света.
В результате «звездного зондирования» Гершелю удалось впервые установить, что «…звездная система, в которой мы живем, …состоящая из многих миллионов звезд, является, по всей вероятности, обособленной туманностью». «То, что Млечный Путь является очень вытянутым слоем звезд различных размеров, — в этом не остается ни малейшего сомнения; точно так же ясно, что и наше Солнце — одно из входящих в него небесных тел».
Гершель первым ввел понятия островных вселенных, сравнимых по размеру с нашей Галактикой. Это был первый человек, шагнувший за пределы известного мира и, в принципе, правильно нарисовавший его структуру. «Caelorum perrupit claustra» («он проник сквозь преграды небес»), — гласит надпись на надгробном камне отца современной астрономии.