Голоса.
Чужие. Странные. Неразборчивые.
Они раздавались прямо в мозгу.
Все громче. Все отчетливее.
Почти в каждом из них сквозил страх. Они переплетались, путались, сливались в невообразимый гул. «Я слышу мысли. Вернее, не я. ОНА», — успела догадаться Мона-Элта, прежде чем тысячи чужих мыслей и чувств взорвали ее мозг. И тогда она закричала, а Ортаг, оборвав смех, поднял к потолку дрожащие от возбуждения руки:
— Приветствую тебя, Эрхон! — и снова расхохотался, ибо почувствовал: демон пришел, и (самое главное) по разрастающейся вокруг невидимой, почти нечеловеческой ненависти к вызванному им демону —
ТВАРЬ ЗДЕСЬ, В ТРЮМЕ, В ДВУХ ШАГАХ ОТ НЕГО.
Он уже не слышал, как откинулась крышка люка и находившийся все это время на палубе Ортаг прокричал вниз, в темноту (ибо не горела ни одна свеча) трюма:
— Нас атакуют унриты, мессир!
Ортагу было не до того.
— Что они там, с ума сошли?
Кумарон резко накренился, едва не зачерпнув бортом воду, потом со скрипом выпрямился и, несколько раз качнувшись вправо, влево, замер, похожий на большого раненого зверя.
Лин шумно выдохнул воздух:
— Что у них там творится, что б меня..?!
— Ни ветра. Ни волн. Фрокк знает что, — растерянно пробормотал налегающий на весла Игл.
— Поднажми.
С кумарона донеслись громкие голоса.
— Шумно идем, — сказал Лин, прислушиваясь к всплескам весел на осторожно подкрадывающихся к кумарону лодках. — Рано пошли, — проворчал он.
Над гладкой, как стекло, поверхностью моря сгущались большие белые хлопья.
— Вот он, туман, — прошептал Эрик.
— И как нельзя кстати, — ответил Лин.
— Запомни, Тай — мой.
— До него еще надо добраться. Проклятье! — вскрикнул Лин, выдергивая вонзившуюся в скамью пущенную с кумарона стрелу.
На шедшей следом лодке кто-то приглушенно охнул, раздался плеск упавшего в воду тела.
— Отправился кормить саркул, — сказал, налегая на весла, Игл.
Лин мрачно покосился на него:
— Все-таки мы поспешили. Видишь, — он указал на белую полоску тумана у самого берега, — через полхоры нас не учуял бы и хиссун.
— Кто ж знал, — пожал плечами молчаливо сидевший на корме Урт. — Ишь вылезла, — он зачем-то погрозил плывущей по небу моне кулаком. Потом взглянул на Лина. — Я могу попытаться кого-нибудь подстрелить. — Урт снял со спины арбалет.
— Погоди.
Еще одна стрела с кумарона чиркнула по борту лодки и ушла под воду.
На судне глухо звенели мечами, громко выкрикивались слова команд. Там вовсю готовились к предстоящему бою. Внезапная атака не удалась.
— А коли так, — продолжил мысли, теперь уже вслух, Лин, — то Унра недосчитается многих.
Лежащий на дне лодки Нагх завозился; Лин знаками приказал вытащить кляп у него изо рта.
— А если он закричит? — взглянул на него Эрик.
— Теперь все равно.
Кляп был вытащен.
— Останови их, Лин, — сказал, тяжело отдуваясь, пленник, — я думаю, мы сможем договориться без боя.
Лин презрительно посмотрел на связанного:
— И это все, что ты хотел сказать?
— Да.
— Хватит с нас и твоей харуты, Нагх! — грубо сказал унрит, однако поднял-таки руку, давая знак скользящим по воде лодкам остановиться.
Игл опустил весло.
— Зачем? — удивленно спросил Урт. — С кумарона нас перестреляют за пару минт.
— Вряд ли, — сказал, глядя на приближающуюся полосу тумана Лин. — Они не могут стрелять прицельно. Слишком далеко. Осталось не так уж долго ждать, Урт. Погода работает на нас.
Туман и в самом деле быстро сгущался, поглощая застывшие на воде лодки и неподвижно сидящих в них людей. Стрельба с кумарона прекратилась. Голоса на судне умолкли. Слышался лишь слабый плеск воды о днища. Море было на удивление спокойным. Ночь подходила к концу. Мона скрылась за тучами, и Лин снова поднял руку:
— Теперь мы можем не опасаться баллист, Игл, — прошептал он, — пора!
Атака началась.
Демон пришел.
Лицо Ортага неуловимо менялось.
Лежащие вдоль губ морщинки разглаживались. Впалые щеки, которые делали его голову вытянутой и в чем-то похожей на голову хиссуна, постепенно округлились, благодаря чему даже нос стал казаться не таким длинным и острым, как прежде. Глаза и те торопливо меняли цвет. Казалось, они выцветали, и вскоре из черных превратились в желтые со зловещим красноватым отливом в глубине.
Минта — и перед испуганными (и не менее чем испуганными — изумленными) женщинами появился странного вида толстяк с оттопыренной нижней губой, припухшим, будто после хорошей пьянки, лицом. Его маленькие глазки настороженно пробежали по трюму. Фигура толстяка колебалась. Казалось, он висел в воздухе.