— Выпил ты сок жизней их, — сказал, — и ненависть их, зло их отошли к тебе. Если бы принял ты смерть от рук их, участь такая была бы для тебя лучше нынешней. Нет тебя более прежнего! Будешь ты теперь днем стоять недвижно, древу подобный, ночью же, терзаемый жаждой, будешь, как тварь животная, искать поживы. И если найдешь — оплетешь ветвями, погубишь, как погубил ты гонителей своих — в угоду их ненависти!
Сказал — и сделал так. И поныне — так. И если застанет тебя ночь в гибельных южных краях — бойся Багряного, чьи листья — цвета крови яремной, а ветви подобны рукам человечьим, кожи лишенным. Помни — одно лишь спасет тебя: меч острый и Тора Справедливого властное имя! Забудешь сие — умрешь».
КОНГСКАЯ СКАЗКА.
Санти проснулся, взмокший от пота, на мокрых простынях и целую минту стряхивал с себя ночной кошмар. Чаша Ортона! Пять ночей он здесь — и пять ночей сны его изнурительны, как прыжки поклонников Хаома над жертвенным пламенем. Санти ничего не помнил, но каждая клеточка его тела была выгоревшей, опустошенной, как пастбище в пору засухи. И опять тот же кислый запах витал в воздухе. Может, это был запах его пота?
Санти спустил ноги с ложа, и они по щиколотку утонули в густом белом мехе катти. Как всегда по утрам, свет Таира уже ворвался в башенку, ослепительный, веселый. Он будет здесь до полудня, а потом более высокие ярусы Дворца примут башенку в свою тень, а ветер принесет с востока влажное дыхание озера. Нет, башенка была хороша! Именно о такой он мечтал когда-то (давным-давно!) в доме отца. Высоко над землей, чтобы вокруг — только воздух.
Снизу башенка казалась маленькой, но на самом деле ширина ее достигала почти десяти минов. Комната, правильный восьмиугольник, в котором задняя часть отгорожена занавесом. Там — ванна и туалет. Стены — из бледного жилковатого камня, пять узких высоких окон, куполообразный потолок из полированного серебра, в углах — высокие вазы из розового кварца. Служанка каждый день меняла в них цветы, но всегда приносила одни и те же: светло-голубые, почти не пахнущие, похожие на взлохмаченные шары.
Войти в башенку можно было лишь через люк в полу. Меховой ковер над крышкой был надрезан по кругу и выкрашен в светло-розовый цвет. Под ним была деревянная лесенка, а с площадки, на которую она вела, можно было спуститься по спирально уходящим вниз ступеням или с помощью закрепленного на толстом деревянном шесте устройства. Стоило взяться руками за перекладину и встать на доску с выемками для ног — и устройство начинало скользить вниз. При этом специальный зажим плотно схватывал шест, и спуск был плавным, хотя и достаточно быстрым. Эластичный торс поднимал устройство наверх, но уже без человека. Подняться в башенку можно было только пешком.
Если б не хриссовы сны, жизнь в замке была бы восхитительна. Никаких ужасов из тех, что рассказывали о красноглазых. Красивые девушки, вежливые слуги, быстрые урры. Не будь той первой ночи, Санти мог бы сказать, что здесь все, как в рассказах о прежних временах, когда Конг и Коронат были одной страной.
Санти отодвинул занавес и вошел в ванную, в крыше которой был круглый фонарь, затянутый кисеей. Встав на прохладный гладкий камень ванны, он нажал на золоченый (а может быть, золотой?) рычаг. Твердые струи воды ударили в спину. Он опустил два оставшихся рычага, и с трех сторон на него обрушились потоки горячей воды, смывая с кожи испарину.
Санти топтался в ванне, похрюкивая от удовольствия, подставляя под колючие струи каждый кусочек своей кожи.
Горячая вода сменилась теплой, а потом — прохладной. Санти отключил душ и растерся пушистым, пропитанным благовониями полотенцем. Ему стало значительно легче. Мышцы обрели упругость, кожа слегка горела. Санти швырнул полотенце на пол и, встав на руки, сделал несколько шагов. Но пальцы его запутались в меху, и он повалился на спину. Лучи Таира грели ему живот. Санти потянулся, выгнулся и прыжком вскочил на ноги. Худощавый, ловкий, гибкий, как девушка, он был слабее большинства своих сверстников. Среди гражданских верхов Ангмара недостаток физической силы не считался изъяном. Власть и деньги вполне заменяли умение переносить тяжести или поднимать за загривок тага. Но из-за замкнутой жизни отца друзьями Санти были дети простонародья. А у этих — другие правила. Добро бы юноша умел владеть оружием или знал технику борьбы. Тогда ловкость и быстрота восполнили бы слабость мышц. Но отец запретил. И Санти не рискнул пойти против его воли, выучиться воинскому искусству.
«Отцу хорошо! — думал Санти. — Он-то может поднять урру на плечах! Да и мечом владеет, как мастер». Раз, случайно, Санти увидел отца, фехтующего с самим Санноном. И они были достойны друг друга! Почему тогда сын должен позорить себя слабостью? Но попробуй настоять на своем, когда Тилон сказал «нет»!