Тогда же, в один из первых дней боевой работы, выполняли задания одновременно с афганцами. Мы отработали, вернулись на точку. И вот уже после нашего роспуска, между Су-17 нашего звена вклинивается афганский МиГ-21. РП м-р Назарбаев угоняет очередной Су-17 на второй круг. А этот «душман» приземляется на переднюю стойку, да еще и с таким своеобразным «хлыстом». Передняя стойка на афганском МиГе тут же отлетает, и он, высекая из бетона снопы искр, ползет по полосе еще 1,5 км. Садились мы в обратном порядке, и я уже срулил с ВПП, когда Дятлова угоняли на второй круг. А за ним заходил Довганич, дистанция между ним и летящим впереди ошалевшим афганцем была минимальной, если не сказать больше… Короче, уйти на второй круг Довганич уже не успевал и решил (как потом сам рассказывал), что на пробеге уйдет от столкновения, отвернув от незадачливого «духа». Но не тут-то было… По мере падения скорости самолет комэска начал опускать нос, передняя стойка коснулась ВПП и начала складываться. Нос самолета продолжил свое сближение с бетоном, и вот уже Су-17 повторяет искрометный пробег «афганца». Два самолета стоят на ВПП, задрав хвосты и понуро опустив носы. По закону мерзавности отломанная стойка афганского МиГа оказалась на пути передней стойки Су-17… Зато оба самолета убрали с полосы в мгновение ока — вот где была поставлена служба аварийной команды.
Наша эскадрилья первой в Баграме начала заходить на посадку на Су-17 с крутой глиссады. В район третьего разворота подходили на высоте 1500 метров, от третьего к дальнему выпускали шасси и закрылки, дальний привод проходили на высоте 450–500 метров и садились.
Летчики эскадрильи делились на «разведчиков» (их было две пары) и «ударников». У «разведчиков» на самолетах подвешивались разведконтейнеры ККР-1 или -1т/2, так называемые «половинки». В состав контейнера ККР-1 входили аэрофотоаппараты: впереди А-39 — перспективная аэрофотосъемка, два А-39 для плановой съемки, и панорамный ПА-1. В «эровский» (для РТР) контейнер ККР-1т/2 входила станция СРС-13 «Тангаж», в другой — «эровский», не «тангажный» — аппаратура ИК-разведки «Зима» и телевизионной разведки. Фотоаппарат УА47 для ночного фотографирования и 258 осветительных фотопатронов МП-40. Четыре самолета в эскадрилье были в варианте разведчиков — с одним из таких ККРов, другие контейнеры не использовались. На них еще подвешивали по два 800-литровых ПТБ. Остальные самолеты — в варианте «ударников» — могли, в зависимости от решаемых задач, нести самые различные варианты подвески. Но разведконтейнеров на них'не вешали.
К концу марта вся эскадрилья уже влеталась на боевые задания, и началась «будничная», если это слово в данном случае приемлемо, работа на войне. Летали по 2–3 боевых вылета в день, за месяц налетывали по 20–25 часов, до 50 боевых вылетов. Воскресенья, праздники — без разницы. Самая большая нагрузка была на группу вооружения, поэтому в растаривании авиабомб принимали участие все свободные летчики и техники. Очень сильно изматывала и подвеска — особенно снарядов С-24 (а это бьи довольно часто используемый боеприпас) или авиабомб калибра 250 или 500 кг.
Один боевой вылет с подвеской по 6 С-24 запомнился. Цель была на севере от Баграма: дорога, от которой отходят пять зеленок, в одной из них (во второй) — цель. Вышли в район, Довганич начинает закручивать на цель нашу «ромашку», вижу — не на ту зеленку крутит. Я в эфир так потихонечку: «Похоже, не туда заходим…» В ответ: «Молчи!» Цель была далековато от Баграма, да еще по 6 «чушек» у каждого, на повторные заходы и уточнения особо керосина-то и не было — может, он был и прав. Так что каждому из нас пришлось в одном заходе, чтобы выпустить все шесть «бревен», трижды нажимать на БК, а это ведет к троекратному включению системы встречного запуска — СПП. И ситуация была близкой к тому, что у нас могли остановиться движки. У Гены Ключникова в подобной ситуации двигатель остановился. Так он, не ставя РУД на «СТОП», включил ДЗВ и двигатель запустился. Когда самолет пикирует на цель, тут времени на обдумывания и рассусоливания особенно нет, надо действовать. А та атака, хоть и была прицельной, но две дюжины С-24 «ушли» не в ту «зеленку» — Довганич признал это уже после посадки.
На Су-17 держаться в строю на высотах более 4500–5000 м, да еще в разворотах с креном 45–60°, было нелегко — особенно, если еще и подвеска солидная. Летали как-то с РБК-500 — самолет «висит» на больших углах атаки, обороты приходится держать не менее 95 %, иначе «не тянет». Тоже самое и с ЗАБ-500. Зато эффект от зажигалок сильный, море огня в диаметре 300–400 метров, а тогда, в первой комадировке эффект был не тот, потому что бросали с малой высоты, и очаги огня по земле просто размазывало рикошетом. А вот С-5 из УБ-32 или С-24 мы пускали с малых углов пикирования, до 10°. Снаряды рикошетили и захватывали большую площадь.
Капитан Александр Бондаренко после первого боевого вылета на Су-17МЗР. Баграм, 21 марта 1984 г.
Как-то на севере Панджшера, в узком ущелье душманы зажали нашу разведроту, вырваться удалось тогда очень немногим. Командующий 40-й Армией дал добро на «удар возмездия» и разрешил применение ОДАБов. Наша пара была в группе прикрытия, и я со стороны наблюдал, как это взрывается на земле. Ровное плато, и в нем — узкое ущелье. Звено встало в круг и с «ромашки» начало работать. Вводит ведущий, через несколько секунд за ним — ведомый. Еще через несколько секунд — ведущий второй пары, затем и его ведомый.
Что плохо — если ведущий попадает в дувал, поднимается такое облако пыли, что прицеливаться остается только по этому облаку, а не по каким-то элементам конструкции здания. С воздуха взрыв ОДАБов никакого особого эффекта не имеет, просто в момент взрыва больше огня. Но десантники, которые после авиаударов выдвигались в район цели, рассказывали, что эффект от объемных бомб — особенно если это замкнутые или ограниченные пространства — очень сильный, там никого и ничего не оставалось.
По дувалам наиболее эффективными были бетонобойные БЕТАБы. Пробивая толстые глиняные стены, они попадали внутрь здания и уже потом взрывались — эффективность максимальная, чего не скажешь о ФАБах или ОФАБах. Весьма эффективными оказались БЕТАБы и при работе по керизам. Керизы — подземные каналы, которые душманы весьма эффективно использовали для скрытного передвижения или просто в качестве укрытий. Особенно сильно развитая цепь керизов имелась в Баграмской долине.
К апрелю и мы уже более-менее влетались как боевые летчики, привыкли к военному стилю жизни, сплотились в единый, цельный и крепкий коллектив. Старались жить дружно и весело, даже организовали здесь свой вокально-инструментальный ансамбль, в котором и я был не последней «скрипкой». 12 апреля мы устроили большой концерт для всего баграмского гарнизона. Афиша, сделанная накануне, сообщала: «12 апреля — День Космонавтики. Гастроли лауреатов премии повинции Параван, Заслуженных артистов Баграмской филармонии под руководством главного режиссера»… Концерт длился более 3 часов и неоднократно прерывался аплодисментами, а народа было много, практически весь гарнизон.