«Целью тогда был щит, плавающий плашмя посреди озера. Сперва надо было сделать промер ветра на трех курсах, и по этим данным штурман ведущего рассчитывает примерный угол прицеливания. А он давно не летал, навыки штурмана потерял. В итоге ведомые отбомбились самостоятельно, а мы еще потом ветер замеряли.
Наконец, рассчитал он угол сноса, подходим. А у него еще вот что было: пока так смотрит — цель видит, в прицел глянет — уже потерял. Говорит мне: «Не вижу цель!» Я ему: «Да вон же она!» Ну, зашли, я кое-как спикировал, а он еще с электробомбосбрасывателем запутался. Надо было перед сбросом шкалой вхолостую отработать, чтобы сеть получила напряжение. Я жму на сброс, а бомбы не падают. Набираю высоту до трех тысяч, снова пикирую — опять не падают. А у комиссара на высоте от перепада давления уши заложило, он сидит, зевает как рыба, мне уже смешно, а он: «Трахтарарах, вооруженцы самолет не подготовили!» Я тут думаю: может, аварийно сбросил!? Да нет… Там же синхронно работать в пикировании надо, чтобы он сбросил бомбы и тут же меня по плечу хлопнул, чтобы я выводил. Говорю: «Бросаем аварийно с горизонтального полета, высота 1 000, с максимальной скорости». Он аварийно сбросил, да как долбанул в берег, аж деревья полетели! А раньше он, бывало, всегда на разборах: «Вот вы, летчики, летаете, во врага не попадаете…» И комэск наш ему всегда говорил: «Ладно, мол, хватит…» Сели, я позвал специалистов, они все проверили, и я говорю: «Это вы виноваты, сбрасывателем не отработали».
Второй раз вылетели мы с ним бомбить с пикирования с 2000 метров. Я ему говорю: «Это опаснее, надо с 1200 до 1000 сбрасывать бомбы; если промедлить — уже не вывести, у Пе-2 просадка на пикировании 900 метров». Он вроде понял, и результат был отличный. Сели, он доволен, говорит: «Буду на фронте с тобой летать». Я говорю: «Нет, товарищ капитан, собьют нас сразу, вы навыки уже потеряли, а у нас экипаж слетанный». И точно, сбили его в первом же вылете».
17-18 января 1943 года 73 БАП принимал активное участие в прорыве блокады Ленинграда. Целью являлось здание знаменитой 8-й ГЭС, которое было основным узлом вражеской обороны. А главным условием было следующее: ни одна бомба не должна упасть на невский лед, поскольку по нему предстояло переправляться наступающим советским войскам. Кабаков выполнил вместе со всеми четыре вылета на цель, после чего туда еще раз слетало звено Пасынкова. На каждой машине было подвешено по две ФАБ-500. При этом попали в склад боеприпасов, дым от пожара которого наблюдался в радиусе восьмидесяти километров. Вскоре после прорыва блокады Иван Кабаков был награжден вторым орденом Боевого Красного Знамени с присвоением звания «младший лейтенант».
Весной 1943-го самой, пожалуй, известной операцией, проведенной 73 БАП, стало уничтожение моста через реку Нарва, что сильно затруднило снабжение вражеских войск, по- прежнему осаждавших Ленинград. Шестерка Пе-2, в составе которой участвовал и герой данной статьи, точно положила бомбы в цель, на месяц выведя мост из строя. Вскоре после этого младший лейтенант Кабаков неожиданно для себя был назначен заместителем командира 2-й АЭ.
К июню немцы Нарвский мост восстановили, полку снова поставили задачу вывести его из строя. Лететь предстояло ночью, хотя июньские ночи в этих широтах назвать таковыми можно лишь условно.
В ночь на 19 июня 1943 года на задание пошла четверка, которую вел командир полка Курочкин. Для лейтенанта Кабакова это был 76-й боевой вылет. «Еще перед вылетом, — вспоминал Иван Иванович, — командир полка мне говорит: дескать, слетаем — и буду на тебя представление к Герою писать».
Бомбили с горизонтального полета. Уже на отходе от цели самолет оказался подбит, вышел из строя один двигатель. До линии фронта дотянуть не удалось, пришлось совершать вынужденную посадку на лес примерно в трех километрах от передовой.
«Я экипажу команду дал: кто хочет — прыгай, сам же решил садиться; разобьюсь — значит, так суждено. Садиться пришлось на лес, а штурман, Куликов Борис, не пристегнулся, и его выбросило из кабины. Я о приборную доску головой ударился, бровь рассек и потерял сознание. Сколько так просидел — не знаю. Стрелок вылез и ходил вокруг самолета; видно, решил, что я убит. Прихожу в себя — горим. Отстегнулся, вылез, гляжу — а Борис впереди убитый лежит. Только с Николаем от самолета отбежали — и рвануло!»
Экипаж Пе-2 перед боевым вылетом. Слева направо: командир л-т Иван Кабаков, штурман л-т Борис Куликов, стрелок-радист сержант Николай Смирнов. Под ноги командира подложено по кирпичу исключительно с целью компенсаций его невысокого роста. Самолет относится к промежутку между 110-й и 205-й сериями выпуска. Июнь 1943 г.
Пе-2 б/н 31 из 3 АЗ 73 БАП, аэродром Круглово, июль 1942 г.
Самолет был выпущен Иркутским авиазаводом в начале 1942 г. и оснащался турелью штурмана ВУБ-1 с пулеметом УБК. С наибольшей вероятностью, машина была потеряна в августе 1942 г. Окраска: верх — матовый зеленый (А-24М), низ — матовый голубой (А-28М). Номер желтый в черной окантовке, звезды в шести позициях, без окантовки. Коки винтов белые.
Компас, карта, бинты, продовольствие — все осталось в горящей машине. Нечем было даже перевязать обильно кровоточащую рану на голове командира. В какую сторону идти — неизвестно. Впрочем, доносившаяся стрельба верно показывала направление к линии фронта, но идти туда не хотелось: к этому времени войска стояли здесь на своих позициях почти два года, с обеих сторон была пристреляна каждая кочка, так что переход на свою сторону был практически невозможен. Решили уйти поглубже в немецкий тыл и попытаться выйти к партизанам. На первом же привале, который пришлось сделать уже через пару сотен метров от места падения самолета — сказывалась потеря крови и возможное сотрясение мозга — Иван закопал под деревом оба своих ордена и медаль «За оборону Ленинграда», оставив при себе лишь комсомольский билет для идентификации личности.
Вскоре сзади послышался собачий лай — приближалась погоня. Иван и Николай залегли в кустах, надеясь, что преследователи проскочат мимо, и им некоторое время удавалось, переползая с места на место, избегать обнаружения. Но овчарки, взявшие след, сделали свое дело, авиаторов обнаружили и окружили. Преследователей было примерно пятнадцать-двадцать человек. Началась перестрелка.
«Обычно мы автоматы и гранаты с собой в полет брали, а в этот раз не взяли. У меня ТТ был, а у Николая наган. Они стали гранаты кидать, и меня в левое предплечье зацепило. Расстреляли мы все патроны и решили сдаваться».
Но при выходе из кустов произошло неожиданное. Один из немцев, увидев черную морскую форму Ивана, неожиданно пришел в ярость (а, может, его разъярило то, что в перестрелке было убито двое его сослуживцев), и с расстояния чуть больше метра дал ему по ногам очередь из автомата. В ноги попало пять пуль, четыре из которых прошли навылет, не задев кость, а пятая застряла в ступне. Его тут же раздели и начали фотографировать. Николая Смирнова увели и погнали пешком, а для транспортировки раненого летчика преследователи остановили попутную санитарную машину, в которой уже лежал тяжело раненый немец.
«Привезли в госпиталь, положили на пол, а в ногах жжет. Я по полу перекатываюсь и немцев обкладываю. Русская женщина подходит: сынок, говорит, ты не ругайся, а то убьют. Принесли меня на операционный стол, дали маску, говорят: Иван, считай. Я еще удивился: откуда они мое имя знают? Не буду, думаю, считать, не скажу им ничего. Я же крови много потерял, соображал с трудом. Наркоз подействовал, обработали меня, отнесли на второй этаж.