Вообще это кладбище в Жуковском (оно называется Быковским) – место знаменательное. Если там походить, то можно проследить всю нашу историю авиационную. Там экипаж Амет-хана Султана (его самого похоронили на Новодевичьем). Амет-хан погиб из-за нелепой ошибки. На летающей лаборатории Ту-16 они испытывали подвешенный снизу двигатель от «154-го». Проводили какие- то режимы на малых скоростях с полувыпущенными закрылками. Потом они эти режимы закончили, им надо было разгоняться и идти наверх. Амет-хан Султан дал команду второму летчику убрать закрылки и стал разгоняться. А закрылки вместо того, чтобы дать на уборку, дали на выпуск. И они отлетели…
Юрий Алашеев
Ю.Т.Алашеев погиб в декабре 1959-го. После этого на серийном заводе переделали систему управления стабилизатором, и началась эпопея с самолетами «105А». Первые три серийные машины («единичка», «двойка» и «тройка») были распределены по тематикам так: на первой – отрабатывают самолетные характеристики, на второй – оборудование, на третьей – вооружение. «Четверка» и «пятерка» находились в ЛИИ. «Шестерка» и «семёрка» потом пришли к нам. Первые три машины перегнали на Базу где-то в августе 1960 года и поставили на доработку. Изменения в системе управления стабилизатором заключались вот в чем. На алашеевской машине на стабилизаторе имелся руль высоты, а здесь стабилизатор сделали цельноповоротным. И еще для обеспечения посадки без двигателей поставили впервые в мире гидронасосы- ветряки. Вертушка гидронасоса выпускалась из-под крыла. Если двигатели встали или потеряны все гидросистемы, то этот автономный ветряк обеспечивал управление самолетом, вернее – управление стабилизатором. Всё остальное – направление, крен – управлялось вручную, там стояли обратимые бустера.
Первой на полеты вышла «тройка»: на ней не делали доработок для сверхзвука – требовалось только испытать вооружение. Командиром на ней был Ковалев Валентин Фёдорович, ведущим инженером – Юмашев Леонард Андреевич, штурманом – Паспортников Владимир Степанович, радистом – незаменимый Константин Александрович Щербаков. В ноябре «тройка» разбилась. 25 ноября они заходят на посадку * со стороны Быково. Сейчас редко это практикуется, а тогда считалось нормальным. Если ехать из Жуковского в Москву, через Островцы, дорога выходит в поле, и тут мост через реку Пехорка. Так вот, правее этого моста, метров 30, упала эта машина.
Почему она упала: между третьим и четвертым разворотом при заходе на посадку у самолета пропала тяга двигателя. Ковалев начинает принимать всякие меры, двигает РУДами ** – никакой реакции, машина продолжает снижаться. Короче говоря, не разобравшись, он обороты обоих двигателей убирает и решает садиться в поле. Костя Щербаков у него спрашивает: «Командир, что делать будем?» А он: «Чего делать будем – биться!» Тогда Костя по радио говорит на аэродром: «Пришлите скорую помощь и пожарных». Они продолжают снижаться, и первый удар пришелся (если смотреть с моста на реку в сторону Москвы) в правый берег; ударяется, перепрыгивает через реку и ударяется во второй берег. Там уже отламывается хвост почти по бомболюку. Всё это – стабилизатор, двигатели, кусок фюзеляжа – остается здесь лежать. Всё, что осталось, несется вперед.
«Огрызок» этот проносится метров пятьсот и основными ногами попадает в канаву, фюзеляж разламывается почти по переднюю кромку бомболюка, по 33-й шпангоут (вы помните, там был такой замечательный шпангоут, по которому всегда ломалась «105-я»), отламывается кабина и улетает еще метров на 200 вперед. А крыло и все остальное на этом месте горит. Но поскольку шасси было выпущено, то оно не дало кабине крутиться. Она оперлась на стойку и проюзила. Как только мы остановились (это мне уже рассказывал Костя Щербаков), подбежали какие-то ребята. А Костя, пока машина еще двигалась, успел люк открыть (он у него над головой). Поэтому когда она на боку остановилась, его не зажало, и Костя выскочил. А Ковалев кричит: «Меня спасайте!» Ковалева вытащили через форточку. Хотели вытаскивать Паспортникова (он в носу сидел, внизу стекло, там прицел стоит, и он около этого прицела сидит на катапультном кресле практически на уровне пола). У него тоже есть люк сверху, но его заклинило. Тогда трактористы, или кто был, с кувалдами, хотели открывать нижний люк. Костя сказал: «Осторожно, нельзя этого делать, там катапульта, надо ее разрядить, а потом вынимать его». Ну, пожара вроде бы нет. Быстро прилетел вертолет, слетал туда, потом прилетел к нам на базу, забрал специалистов по средствам спасения, по креслам – и назад. Открыли люк, разрядили его (он тоже отстреливается). Когда люк снимешь, открывается кресельный заряд. ( Когда люк сбрасывается, то трос вытягивает блокировку из кресла). Они поставили чеку, все восстановили. Потом вывернуть кресло невозможно – не выворачивается, они, не помню каким образом, открыли стопор и откусили вроде бы трос, на котором висит это кресло, и выкатили кресло, вынули оттуда Паспортникова. Тот очень сильно был побит. Прицел килограммов 120 весит. Его сорвало с места, и он начал молотить все в кабине, в том числе и Паспортникова. И здорово ему побило лицо и голову. Отправили его в больницу. Туполев организовал – очень быстро приехала бригада нейрохирургов из Москвы. Вылечили Паспортникова, и он после этого даже летал.
Я в то время работал на «двойке» мотористом, у меня был пятый разряд (достаточно высокий по тем временам) , вот меня и послали на место падения, на помощь аварийной комиссии. Что увидел: двигатели, хвостовая часть, стабилизатор, которые первые отвалились, лежат на бережку, как дачники. Целенькие, блестящие, отломанные, как от батона. Двигатели висят на своих местах, капоты – на своих местах. Нам дают команду проверить уровень масла. Маслобаки стояли так: два двигателя висят, между ними киль, на форкиле – "горбушка», там – лаз, и там справа и слева стоят по баку. В форкиле есть горловина, лючочек, пробка элементарная, на пробке висит «ныряло» (по научному называется). Вынимаем эти ныряла: один бак – полный, а второй, на левом двигателе – пустой. Мы начинаем более детальное исследование. Сам бак повреждений не имеет, но масла в нем нет. Начали открывать двигатель, обнаружили потеки масляные. А двигатели эти всегда чистые были, не пачкались никогда. По потеку полезли, долезли до верху – стоит датчик экспериментальный «Давление масла». А трубка, которая подходит к датчику, оборвана. Видимо, поставили трубку с напряжением, подогнули, подтянули под датчик, прижали гаечкой – она и оборвалась. Трубка-то дюралевая. Тогда не было никаких МСРП, К-3-63 *, никакого сигнализатора. Тогда мотористы взяли двигатель (команды проходили мгновенно), пригнали транспорт, подъемные краны, сняли – и напрямую в Рыбинск. Датчик тот экспериментальный был на одном двигателе, левом, на правом не было. Двигатель разобрали – там поплавлены все подшипники. То есть двигатель работал без масла. Они берут еще один двигатель, ставят на стенд, запускают, устанавливают тот режим, который был у этого двигателя, обрывают эту трубку, сливают масло – и этот двигатель 30 минут работает как новый! Загорается лампочка «Нет давления масла», манометр там был ЭМИ-ЗР, который показывает давление масла – он показывает ноль. А двигатель работает. И только через 30 минут заклинило. Отсюда вывод: как масло вытекло, летчик летал еще какое-то время, близкое к 30 минутам – не видя, что у него нет масла, что горит красная лампочка. Машина эта не летала с выпущенными полностью закрылками на одном двигателе – надо было убрать закрылки, и тогда бы никакой проблемы не было. Он не понял, что у него случилось, не разобрался в ситуации, и решил падать.
Вот что значит – не было стенда для обучения летчиков! По «105-й»-то был! Роднянский Лазарь Маркович тогда, как пришел на фирму от Мясищева, организовал подразделение по созданию систем управления, демпферов, автоматов устойчивости. Собрал ребят молодых вокруг себя. Всё поднял с нуля. Тогда появились у него Каштанов Юлий Николаевич, Воронов Владимир Яковлевич, Вадим Михайлович Разумихин, Майя Лейтес, Столяров. Они, по сути, и спасли Ту-22, но это было уже потом.