1*Реверс элеронов – явление, возникающее на приборной скорости около 830 км/час, когда при отклонении элеронов из-за крутки концевых профилей крыла (оно ведь не жесткое) возникает крен в сторону, обратную ожидаемой.
2*Нумерацию машинам на заводе дают при закладке, а выпустить могут, к примеру, 20-ю раньше, чем 15-ю. Вот так и получилось, что 13-м по счету в Казани сделали 24-й Ту-22.
А тут слу чилась еще интересная история. В один прекрасный день Ефимов меня подзывает (я носился по стоянкам), и говорит:
– Езжай в командировку.
– Куда?
– В Казань.
– Зачем?
– Вот тебе автобус, в Захарково 3 *стоит самолет, тебя ждет, лети в Казань, привези запчастей для парада.
Я говорю:
– Юрий Георгиевич, ну как же я поеду? Во-первых, я в институте учусь, во- вторых, если я не то привезу?
– Некогда думать, привезешь, что сможешь. Все будет хорошо.
Дают мне командировку, допуск, денег не дают: «Давай быстрей». Я позвонил домой жене, жена мне приготовила быстро «тревожный чемоданчик» 4*, я заскочил в одну секунду, чемоданчик взял, в автобус – и едем в Захарково. А возглавляет эту экспедицию казанский представитель на нашей Базе Зиновий Матвеевич Эдельштейн. Он говорит: «Давай, заедем в гостиницу Москва, кое-кого возьмем». Ну, я не против, заедем, так заедем. Автобус – ПАЗ, с длинным носом, были такие 5*. Заезжаем в гостиницу Москва, заходим, в вестибюле стоят люди, я знаю только одного из них – Максимов Николай Иванович, директор Казанского завода, и с ним еще трое. Ну, думаю, ничего себе компания! Поздоровались, в машину – и поехали. Приезжаем в Захарково – туман, ничего не видно! Я думаю: теперь на лекцию не попаду, зря поехал, только время потеряли. Ну, подъехали к Ил-14. Выходит парень, командир, крепыш рыжий. Саша Манидин, докладывает: «Николай Иванович. все готово, можно лететь». – «Ну, садимся». Залезаем в самолет. В Ил-14 впереди сделан салончик небольшой, а дальше занавеска, и наложена хурда-мурда для завода – металл, какие-то профили, нагружен он достаточно солидно, чего-то везут. Садимся. Через короткое время – уже летим. Куда летим – ни хрена не видно, кругом туман, а Саня Манидин летит. С кем мы летели: Максимов, директор моторного завода, который с максимовским через забор, председатель Татарского совнархоза и директор завода, который делал радиооборудование. Четыре вождя, и я с ними, пацаненок. После взлета через несколько секунд появляются на столе бутылки. Начинается бал. Я тоже немножечко выпил. Бал все разгорается и разгорается. Потом я чувствую, что мне не надо больше. Я говорю:
– Я больше не могу.
На меня Максимов посмотрел и говорит:
– А чего ты не можешь?
– Да мне на работу, работать надо.
– Вот, нашелся работник! Он. значит, работает, а мы – пьяницы! Ты откуда такой взялся?!
И тут, как впоследствии стало ясно, я совершил крупную тактическую ошибку. Во время войны этот Максимов был на Казанском заводе главным контролером. Главным инженером был Корнеев Михаил Никифорович. И они были не очень дружны. Потом Корнеев ушел главным инженером ВВС, когда Ту-4 пошел. А позже, после смерти Сталина, он из ВВС пришел к нам на базу директорствовать. Я всего этого не знал. Максимов был маленького росточка. И когда он сказал: «Ты откуда такой взялся?», я говорю:
– Я от Корнеева, лечу к вам на завод для того, чтобы поставку запчастей организовать для парада.
Он на меня смотрит и говорит:
– Ты и твой Корнеев – вы оба жулики! Вы с меня штаны снять хотите!
Ну, я уже подогретый, смелый, я встаю, упираюсь головой в крышу Ил-14 и говорю:
– Николай Иванович, да зачем мне ваши штаны-то?!
Ну, он тут рассвирепел. Мне кажется, что все это было по-настоящему, но он наверняка решил над пацаном поиздеваться. Мне говорит:
– Иди в хвост, там у меня желтый чемодан лежит, принеси, там пистолет, я тебя сейчас застрелю!
Я чувствую, что надо как-то спасаться, не хочу, чтобы застрелили, я говорю:
– Нет-нет, Николай Иванович, я не пойду, я по работе, а подай-принеси, это не по работе, нет, не пойду!
Он, тогда сидя на диване, сделанном в салоне, полез под диван, упал, укатился под стол, потом оттуда вылезает и вынимает из-под дивана ружье.
– На вот, я Эйдельману купил ружье, а ты неси мой чемодан, будем сейчас стреляться!
Эйдельман (Михаил Абрамович, по- моему) был тогда у него зам главного инженера. Ну, тут я уже окончательно сдрейфил, уперся рогами, говорю: не пойду и все. Представляете?! Мужики сидят, хохочут. Ну, в общем, было очень сурово все. Поговорили. Он говорит:
– Вот я тебе сейчас загадки загадаю, если из трех хоть одну отгадаешь, я тебя помилую.
Тут у него, видать, уже «волюнтаризм» разыгрался. Ну, загадки я отгадал. Я сейчас помню только две. Первую отгадку не помню. Вторую загадку – он нас за руки связал веревками с Эделыптейном и говорит – развяжи. Ну, тут очень просто у меня получилось развязать. А третья загадку я помнить буду, даже когда помру. Он говорит:
– Вот самая такая загадка. Что это такое: сучковато-крючковато как покажется в окно, и душисто и пушисто когда вылезет оно. Что это?
– Да говно!
– Ну, умен ты!
Кончилось это дело тем, что когда мы прилетели, он меня как хлястик перебросил через плечо, вынес из самолета и бросил в свою «Волгу». Привезли меня в гостиницу (напротив Дома культуры. Сталинградская, 10, сейчас ее, кажется, сломали), положили спать. А я не знал, что в этой гостинице есть большой двухкомнатный номер (Марков там останавливался все время). Очнулся я в ужасе и холодном поту. Работает телевизор, артист Крючков на экране, но чего говорит – непонятно. Ну, думаю, погибаю, допиться до такого! А, оказалось, передавали «Гусарскую балладу» на татарском языке! Пережил я это дело. На следующее утро пришел на завод: дойти до него рядом. Прихожу в бюро пропусков – а у меня документы все отцовские. Значит, когда дали команду – Ульянову приготовить документы в Казань, никто не мог подумать, что приготовить надо документы пацану! И все документы сделали на отца. А я не такой умник, чтобы па них посмотреть. И прилетелх ними в Казань. А тогда сурово было: попробуй пройди на завод! Я стою, чуть не плачу. Идет Эдельштейн на мое счастье.
– Ты чего?
– Зиновий Матвеевич, бес попутал, документы чужие.
– Ну ладно, постой здесь.
А там есть проходная директорская, на углу, он меня поставил там. Ушел туда, потом буквально через минуту выскакивает какая-то женщина: «Ульянов, пошли!». И у меня ничего, даже паспорт, не спросили. И – к Максимову в кабинет. Видимо было уже назначено. Начали сходиться люди. Он собрал начальников цехов, но не всех, а нужных, и дал им команду: вот представитель с Базы, вы с ним проработайте вопрос, все организуйте и все немедченно отправьте в Жуковский. Нам этот парад вот так нужен! И проходил я по заводу часов до четырех. Сопровождал меня Эдельштейн. Везде мы побыли, даже в цехе подготовительном. куда стекались покупные изделия, ПКИ так называемые, которые завод получал для комплектации. Там они накапливались, проходили входной контроль н потом подавались на самолет. Набрал я очень много. Потом сколько мы на «22-х» летали, все запчасти парадовские использовались. Ну, в основном не я набрал, а люди, которых позвали – они больше меня понимали, что нужно. У них уже опыт, они 20 машин сделали, знали, что вперед выходит из строя. Пришли к Николаю Ивановичу доложили, что все у нас есть. Он говорит: «Ну ладно, будь завтра с утра в гостинице». Попрощались мы с ним, все хорошо. Вечером позвонили мне в гостиницу, сказали: «В 6 утра выходи, будь у входа в гостиницу». Подходит «Волга» зеленая, сажают меня в нее, везут на аэродром, без всяких документов – только честь отдают часовые, сажают в самолет (специально для меня самолет подготовили или просто попутный до Москвы – не знаю), и я причесал в Захарково. Там уже автобус меня ждал, прислали с Базы. Я возвратился из Казани – победителем и живым. Потом было несколько встреч с Максимовым. Он очень доброжелательно относился ко мне. Однажды был случай перед парадом: все вожди министерские съехались на базу, и был Максимов. А мне нужно было с Ефимовым поговорить, а он стоит в этой толпе начальников, и мне неудобно подойти. Дождался я, когда это все закончится, и Максимов отходит от этой армады, протягивает руку: