Марковский: «полевой аэродром подвергся штурмовке примерно 25 самолетами Ме-109 и Ме-110 двумя группами с интервалом 3-5 минут. Потери быт небольшие <сгорело 2 самолета из находившихся на аэродроме двух эскадрилий, три эскадрильи быт на задании) /…/наш самолет был подожжен, а затем взорвался».
Турыкин ПП.: «8 июля перебазировались в Певцы, окало Чернигова. Здесь на нашем аэродром уже было звено И-16 для защиты аэродрома. Отсюда вели очень напряженную боевую работу».
Кузьмичев: "/…/Первым не вернулся с. боевого задания экипаж лейтенанта Кусова Сережи, /…/ На 3-й или -1-й день Сережа со штурманом вернулись целыми и невредимыми. Оказывается, у них при зенитном обстреле был выведен из строя двигатель. Они сели на фюзеляж в хлебное пом, самолет подожгли, а сами по хлебу перебежали а ближайший населенный пункт, где их местный житель переодел в украинскую одежду, и они потом пришли домой.
В Певцах полк вел напряженную боевую работу. В это время героизм и отвагу продемонстрировал экипаж командира эскадрильи Сухарева. На его самолете при обстреле зенитной артиллерией над целью была оторвана одна половина стабилизатора с половиной руля высоты, Будучи опытным летчиком, умело владевшим Су-2, политрук Сухарев сумел привести поврежденный самолет домой и благополучно совершить посадку. За этот подвиг он был награжден орденом Красного Знамени».
Кушнир М.А., штурман: «…делали мы свое дело не с одного захода, а до полного израсходования всего боекомплекта. Сейчас еще вижу эти черно-синие дымы от того, что называлось колонной (в районе Гоща-Корец) и бегущих во все стороны фрицев».
Сосновиков А.А.. штурман: «Особенно удачным был налет на переправу на р. Случь. От нашей удачной бомбежки взрывались снаряды, цистерны с горючим. Был сплошной огонь по обе стороны переправы. Враг понес большие потери /…/ и был остановлен на несколько дней. Это было примерно в конце июня 1941 г.».
Пономарев Н.И., штурман: «С запада в Гомель входила большая колонна боевой техники фашистов, и нам было приказано бомбить эту колонну. Пятёрка Су-2 под командованием майора Макова /…/ вылетела с аэродрома Чернигова и взяла курс па Гомель. /…/ В разрывы облаков мы увидели немецкий самолет, который летел тоже в сторону Гомеля, но выше облаков /…/ и вызвал истребителей. 8 Ме-109 вывалились из-за облаков и пошли на нас в атаку. Маков перевёл свою пятерку па малую высоту и, маневрируя по высоте и направлению, продолжал идти на Гомель. /…/Маневры по высоте и направлению не давали истребителям вести прицельный огонь, и они. очевидно, израсходовали весь боезапас, оставили нас в покое, /…/мы прошли до восточной окраины Гомеля, прошли над городом до западной окраины, увидели колонну, сбросили на неё бомбы и ушли на Чернигов по ж.д.».
Пономарев Н.И.: «8 или 9 июля немцы заняли Житомир и начали продвигаться в направлении Киева. Нам было приказано бомбить войска противника и мост через реку Тетерев у Коростышева. Полетели звеном. При подлете к Коростышеву с северо-востока увидели, что по шоссе через мост мчались немецкие мотоциклисты, и мы атаковали их, а так как для звена шоссе очень узкая цель, мы перестроились по одному, увлеклись атакой мотоциклистов и просмотрели истребителей противника. Высота была метров 300 и продолжали снижаться, обстреливая из пулеметов мотоциклистов. Пройдя до головы колонны, мы развернулись, и я увидел, что последний наш самолет берут в клещи два истребителя Ме-109 и расстреливают его, но увидев, что мы развернулись на них, бросили его и ушли, а у него уже вывалились и болтались шасси и весь он покачивался с крыла на крыло, но продолжал лететь. /…/ Мы пошли на север от шоссе с целью совершить посадку в Бородянке (т.е. на ближайший аэродром, такое было указания). Но поврежденный самолет отлетел от шоссе на север примерно 4-5 км, сильно закачался, начал падать, перевернулся на спину и ударился /…/ в землю /…/» (Су-2 вел экипаж Вячеслава Ионова).
Маточкин М.П., летчик: «Летчик Россомахин и я помогали экипажу Ожгибесова-Провоторова/…/. Заметили, что рукоятка на фюзеляже против кабины летчика не утоплена внутрь, а находится под 90 градусов к фюзеляжу За ручку летчик подтягивался и поднимался на центроплан обеими ногами, защелкивал ее в своем гнезде и после этого садился в кабину. Кто-то из нас, заметив непорядок, высказал мысль: а если Ивану придется прыгать с парашютом, может подвесная система зацепиться. Другой сказал: неужели придется? Один из нас сбегал, закрыл. Ожгибесов крикнул – «До свидания, товарищи, делаю 15-й вылет!» Летчик запустил двигатель, опробовал его, дали со старта ракету и он порулил на старт.
Кухарев И.М., летом 1941 г. – комиссар эскадрильи 227-го ББАП
Пришло время возвращения, кое-кто вернулся и сел. В нашей АЭ нет комэска и его ведомых Брюханова и Ожгибесова. Всегда они приходили па аэродром втроем, появлялись со стороны леса с принижением, над стоянкой расходились веером. Ведущий – прямо, и делал некрутую горку, а ведомые от него отходили разворотами под углом 45 градусов влево и вправо. На этот раз солнышко пошло уже под горку – невысоко над лесом показался с юга самолет, прошел со снижением над стоянкой 5 АЭ, сделал разворот, зашел и сел на старте. Все смотрят на самолет (без опознавательного номера, знали, что это комэск). Почему комэск прилетел без шлемофона, а в одном подшлемнике, выяснить, когда он вылез из самолета; обступили его, а у него забинтована голова. На звено напали Ме-109, Ожгибесова и Брюханова сбили, а в кабине комэска Галущенко бронированный наголовник пробил снаряд, осколком его ранило в затылок, садился в Бородянке, там на аэродроме и забинтовали голову».
Кузьмичев: «Полк нес тяжелые потери, (но) и машина, и Саша с «Кузьмой» повреждений не имели. Где-то к середине августа у нас. в АЭ остался один наш самолет № 48. Потом экипаж вместе с самолетом перевели в другую АЭ. В полк поступило пополнение боевой техники. Я получил новую машину с кинжальной установкой пулемета ШКАС. /…/ На этой машине хвостовой номер я оставил прежний – 48. /…/ К концу августа мною было обслужено более 100 боевых вылетов. ./…/ в связи с приближением фронта полк перебазировался сначала под Бахман в местечко Рунддивизия – это был населенный пункт, где проживали немцы. Здесь был совершен героический поступок экипажа (командира АЭ). Летчик был смертельно ранен, самолет посадил штурман, а так как подвесное сидение штурмана было оборвано, роль «кресла» выполнял старшина Брайман, летавший в экипаже на задание за «кинжального» стрелка».
Пономарев П.П.: »Сложность заключалась и в том, что на боевые вылеты комплектовались группы и даже отдельные экипажи из разных эскадрилий. Очень часто мы поэтому даже не знали, кто с нам и летит.
Однажды я полетел с летчиком совсем мне незнакомым. /…/ над целью нас прошила пулеметная очередь, связь прервалась, я был облит горючим, по самолет не загорелся, а летчик с перебитой ногой все же довел его домой и посадил. Но я так и не узнал, кто он был. Мы иногда сообщали о гибели экипажей по хвостовому номеру самолета.