Обхватив еле заметно подрагивающими руками худые колени и положив на них немного заострённый подбородок, девушка вновь вгляделась в танцующее за оградкой пламя, вспоминая мрачную холодную темницу и их пленников без лиц. От этого становилось худо, даже склизкий не проглатываемый комок вновь вставал поперёк горла. А что, если этот Безымянный король и её лица лишит, уличив в обмане? А ей то ой как не хочется кончать жизнь в темнице книжного мира!
Вынув из джинс старую потрёпанную книгу и пролистав оглавление, Мария с удивлением отметила, что есть одна глава, которая носит странное название — «Летопись Мира Азриэла». Открыв нужную страницу, что оказалась в самом конце, она вгляделась в развернувшуюся перед глазами золотистую карту с тремя архипелагами и двумя громадными островами, поделёнными меж собой незаметными линиями и странными, почти нечитаемыми названиями. Границы четырёх фракций, разделённых как и на суши, так и на воде, были равны друг другу, лишь на двух архипелагах, один из которых тонкой кромкой соединялся с островом, не было ничего: ни столиц, ни границ, ни примечаний. Но вот зато на других так и пестрели различные надписи, а найти место, в котором оказалась Мария, было и вовсе легче лёгкого: остров был по истине громадным и величественным, а в самом его центре, где виднелась тёмная дыра подобно бездне, высился мрачный тёмный замок. Да и сам континент особо не радовал цветами: куда ни ступи — либо гиганты деревья, либо непроходимые топи с заброшенными городами, где уже успела побывать Тьма, тёмной тенью двигающаяся в центр карты на витающии в воздухе островки между четырьмя фракциями с главным городом, названным в честь этого мира, если не наоборот. Вот туда ей надо было. Найдёт этого Доктора Наук и разузнает, что ему надо от неё. Тьму победить она всё равно не сможет — при том у этого книжного мира уже есть главный герой, которому это предначертано, вот только где он пропадает? В оригинале не было никакого Виктора, а всё, что о нём знает Мария, так это только то, что он уже побывал в этой Тьме и обрёл довольно жуткий дар, если можно так сказать. И вот тут уже нарастает вопрос — зачем она здесь? По крайне мере, почему-то ждали именно Викторию, которая якобы уже «была» тут в далёком детстве и сделала что-то, что не смог никто. Может, ответ будет в книге?
Вновь перелистнув на оглавление и проведя пальцем по почти стёршимся названием глав, она нахмурила брови, невольно заметив, как языки пламени начинают гаснуть, а в комнате становится холоднее. Серебристый иней пополз по чёрным стенам, сверкая на жёстких ледяных подушках и подбираясь всё ближе и ближе к ней.
Незаметно вытащив из кармана перочинный ножик и с тихим лязгом вынув лезвие, Мария как можно осторожнее повернулась, слыша какой-то неясный шорох за спиной и весь этот холод, что покрыл инеем рыжие пряди волос и ресниц. Она смотрела на громадное овальное зеркало с рамой из чёрных оживших змей, сверкающих своими алыми глазками и переползающих с места на место, заставляя молочно-белое стекло внутри поддёргиваться серебристым туманом и клубиться, являя серые, обтянутые старой кожей, руки, что рвались сюда, к ней, царапая каменных змей и разрывая стекло, что с тихим треском являло всё больше и больше косых переплетений трещин.
Чувствуя, как ноги сковывает холод с постепенно нарастающим страхом, девушка осторожно поднялась, отступив к камину и смотря, как зеркало начинает трястись, прежде чем с громким звоном разбиться. Осколки, сверкая в тусклом свете огня, посыпались во все стороны, заставив с вскриком присесть и закрыть голову руками, жмурясь от звона, что ещё эхом отдавался в ушах. И только после, осторожно приоткрыв глаза, она вскинула голову, смотря на совершенно целое зеркало без единой трещины. Даже змеи пропали, оставив чёрный резной обод со старой облезлой краской.
В дверь кто-то негромко постучал, но этот стук эхом прошёлся в голове, заставив испуганно обернуться и лишь сильнее сжать тёплую ручку ножика, смотря, как чёрная дверь с тихим скрипом приоткрывается, и золотистый свет длинной полоской падает на тёмный пол ещё покрытый инеем, что тут же растаял, просочившись меж темнеющих стыков камней.
Обернувшись, Мария почувствовала, как сердце на секунду сжимается в железных тисках, прежде чем вновь равномерно забиться. На пороге, держа в руках тусклый фонарик с огрызком белой восковой свечи, стояла Медея. Её лицо в плясавшем свете от огонька казалось ещё бледней, даже губы цвета крови приобрели тёмный, почти что чёрный оттенок, когда сузившиеся глаза холоднее самой суровой зимы смерили девушку пронзительным взглядом, что тут же насмешливо скользнул по перочинному ножичку в её руке.
— Он тебе не поможет, — с тихим треском закрыв за собой тяжёлую дверь негромко, и всё равно с некой толикой железа в голосе, произнесла женщина, кинув ей на руки жёсткую чёрную ткань, непривычно покалывающую пальцы. — Я сомневаюсь, что тебе вообще хоть что-то да и поможет…
Неаккуратно подобрав юбку, она с тихим стуком каблуков прошествовала к окну и, встав у подоконника, осторожно коснулась бледными тонкими пальцами чёрного холодного камня, смотря на раскинувшуюся внизу пропасть с клубящимся тёмным сизым туманом. Он подбирался всё ближе и ближе к неровному краю островка, взбираясь на прямые вековые стены мрачного замка в надежде захватить и его вместе со всеми жителями.
— Что вам от меня надо? — сжав в руке своё единственное оружие в этом треклятом мире глухо спросила Мария, сверля усталым взглядом гладкий пол с виднеющимися капельками воды на стыках. — Всем вам?
Медея с тихим стуком поставила на чёрный мраморный подоконник неприятно лязгнувший фонарь, обхватив пальцами плечи и с какой-то странной, неизвестной гостье этого жуткого замка, тоской взглянула на самую кромку виднеющегося вдалеке горизонта, аккуратно убрав чёрную вьющуюся прядку с лица. Она простояла так долго, плотнее сжимая тёмные губы и порой подрагивая от ледяного ветра, что вместе с туманом пробирался на окно, и тут же опасливо отползал.
— Ты должна кое-что понять, — наконец, разжав губы, почти что прошептала женщина, качнув головой и устремив взгляд на трепещущий огонёк, покоившийся на тонкой ниточки догорающей свечи, — здесь не терпят незнакомцев. Мир изменился, уже став не таким, как прежде… Тьма подступает, и с каждой ночью она всё ближе и ближе, а людские сердца всё глуше и глуше, пока не обращаются в бесчувственные камешки, которыми можно управлять… каждый стал сам за себя. Брат идёт на брата, властители строят козни против друг друга, а обещанного пророчества всё нет и нет… наш мир обречён. Обречён на вечную тьму и исчезновение. А ты… ты не та, за кого себя выдаёшь. И он это чувствует…
Нахмурившись, Мария невольно убрала ножичек в карман и, всё ещё подозрительно поглядывая на стоящую у окна спиной к ней Медею, осторожно прошла к кровати, взяв в руки жёсткую холодную ткань самого простого чёрного лёгкого платья, в котором блуждая по этому замку можно и околеть за считанные секунды.
— Я это не надену, — с тихим шуршанием подняв ткань на уровень глаз грубо изрекла она, тут же сложив её пополам и, шагнув к камину, не раздумывая кинула в самое пекло, смотря, как языки пламени пожирают одежду, взвиваясь вверх и наполняя комнату хоть каким-то призрачным теплом. — И не собираюсь плясать под дудку этого короля без имени…
— Тогда тебе тут не выжить, — резко обернувшись и пронзив её взглядом, ледяным голосом оборвала женщина, невозмутимо скрестив на груди руки и заставив ту даже замереть, молча сверля её недрогнувшее лицо, — Виктория Грардер, если, конечно, ты являешься ей…
— И что надо делать, что бы выжить? — вскинув голову негромко поинтересовалась Мария, зачесав назад пряди рыжих волос.
— Надо быть хитрее, и полагаться только на себя… в этом мире по-другому не выжить. Перестань доверять и верить в то, что окружает тебя… здесь нет друзей, лишь одни враги. Запомни это хорошо, иначе пробудешь целый век в темнице без лица. Наказание суровее просто не существует.
Передёрнув плечами и с тихим лязгом подобрав за холодное кольцо фонарь, Медея не спеша подошла к ней, проведя до ужаса ледяными, словно лишившимися всего тепла, пальцами по щеке, тут же взяв за подбородок и с силой подняв, сверля тусклыми искрами глаз и изгибая губы в нахальной усмешке.