Было без четверти полдень, когда дверь центрального входа отворилась. К нам вышел человек из нового руководства и пригласил одного из нас пройти с ним в офис. Он пригласил меня. Каково же было мое удивление, когда в кресле генерального директора я увидел своего школьного приятеля, Йозефа Фишеля!
Йоз еще в школе знал, кому следует подсластить бутерброд с маслом, чтобы стать на ступеньку выше остальных, и вот как пригодилось ему в жизни это умение, за которое многие его откровенно недолюбливали. Фишель рассказал мне, что Эл-Смарт переходит под управление южнокорейской группы компаний, а сам он отныне будет руководить фабрикой в Пльзене. Кроме того, назначение на должность совпало с его днем рождения, и этот двойной праздник Йозеф решил отметить там, где не придется стучать зубами от холода.
“Ты будешь самым желанным моим гостем на празднике, дружище! Эти официальные физиономии меня уже порядком достали, – разоткровенничался Фишель. – Нам есть, о чем перетереть. За столько-то лет много тем накопилось…”
Тем же вечером мы добрались вертолетом в Прагу, а позднее пересели в Сааб, который должен доставить нас на место. И вот я здесь.
Что ж, пора возвращаться в самолет. Не могу позволить этому празднику проходить без меня!
Вечер того же дня
Прибыли на место.
Черт возьми, у меня не хватает слов, чтобы описать весь размах приема, который для нас устроили! Фейерверк, шампанское, фуршет под открытым небом. Несколько сотен гостей. И это только те, кто подошел лично поздравить Фишеля. Много азиатов. С ними Йозеф свободно общается на их языке, ничуть не запинаясь. Проныра, когда ты только успел научиться? С одним из них Йоз удалился в гостиницу, предварительно дав мне указание развлечься. Исполню с удовольствием!
* * *
Сколько здесь… еды. Сколько на все это потрачено? Миллионы? Больше? Глядя на все это, думаю – сколько человек с фабрики можно было прокормить на эти деньги? Таких, как я? Сколько я один мог жить на эти харчи? Сколько лет? Или жизней? Да, наверное, я и после смерти мог бы вставать из могилы, чтоб пожрать.
Сейчас глубокий вечер, а гости все продолжают прибывать. Внимания на меня никто не обращает. Должно быть, и не догадываются, кто я такой. Сытые свиньи, знали бы вы, где и кем я был вчера. Кто из вас смог бы смотреть мне в глаза?
Нет, это неправильные мысли. Я вырвался, и покончим на этом.
* * *
Набил брюхо и решил пройтись куда-нибудь, где нет шума.
Только что осознал одну вещь: я ведь даже не знаю, в какую часть мира меня занесло. Но, по правде, меня это мало заботит – в Чехии не осталось никого и ничего, что держало бы меня там. Прогуливаясь, я установил, что нахожусь на берегу бухты какого-то острова. Или полуострова? Точно определить не могу – обзор с севера закрывает огромная горная гряда с заснеженными вершинами. Но здесь, внизу, тепло. Даже жарко. Вокруг пальмы и лимонные деревья. Пахнет можжевельником.
По дороге встретил несколько местных – смуглых, высоких, с раскосыми глазами. Улыбались мне и кивали.
Море теплое. За аэродромом нашел безлюдный пляж, решил окунуться голышом. Последний раз был на море с матерью в девять лет.
* * *
Вернулся к гостинице, где меня встретил Йозеф в компании двух мужчин и женщины. Йоз объявил, что завтра нас ждет последняя часть праздничной программы. Мы поднимемся в горы и установим на вершине флаг Эл-Смарта как символ будущих великих успехов компании. На мое замечание о чрезмерном пафосе в его словах спутники Фишеля рассмеялись. Позже он познакомил нас. Мужчину моего возраста в строгом официальном костюме звали Милош Розински. Корейское руководство назначило его главным юристом Эл-Смарта в Пльзене. Второй представлял собой два центнера брюзжащей по любому поводу массы, с заплывшей шеей и непрекращающейся одышкой. Имя этого человека, похожего больше на раздувшуюся жабу, было Владмир Эрберт. Он занимал пост финансового директора на пльзеньском филиале. Женщина, представленная Руженой, являлась супругой Владмира-жабы, и мало чем уступала ему по габаритам. С трепетом предвкушаю увидеть в деле этих альпинистов.
Когда стемнело, площадку у гостиницы освободили под оркестровую труппу, но музыки я, видимо, не дождусь. Вот уже двадцать минут как Жаба читает торжественную речь на отвратительном английском.