Ни растирки, ни массаж не смогли перегоревшее в работе тело Роже снова превратить в первоклассно настроенный механизм. Оставалось только одно — уповать на работу. Клин вышибается клином...
«Так или приблизительно так, наверно, рассуждал Том, карабкаясь на проклятую Венту», — с горечью подумал Роже.
— Хватит, — сказал он Оскару. — Слишком перегреешь, еще хуже будет. Бог даст, само проморгается.
Крокодил поднялся с массажного стола и принялся поспешно собираться — до старта оставалось меньше получаса. И надлежало еще получить очередную желтую майку.
Две вещи поразили его в этой предстартовой спешке. Он увидел Цинцы, Мадлен и Кристину, что-то бурно обсуждающих возле гостевого автобуса.
«Ничего себе цветничок! — подумал Роже. — Надо бы подойти к Мадлен и объясниться. Да не хочется это делать при посторонних».
Словно отвечая на его сомнения, все три женщины посмотрели на Роже. Цинцы помахала рукой. Кристина улыбнулась широко и открыто. Мадлен с каменным лицом сразу же отвернулась.
«Да-а, характерец у супруги тяжелый...»
И второе, что поразило его, — русские. В пылу собственных переживаний и бед он не заметил, как эти невидные парни сделали свое дело — с сегодняшнего дня им предстояло идти в белых майках командных лидеров. Они получали майки, как большие награды, смущенно и радостно.
— Что ты думаешь о новых лидерах? — спросил Роже у Оскара.
— Дружные ребята. Их губит отсутствие классного гонщика. Хотя идут зло и плотно, вряд ли долго удержатся в командном зачете. Завтра в Монреале русских растерзают на скоростных кругах.
Дали старт. И это был иной старт, ничем не похожий на вчерашний. Ярко светило солнце. Ласковое тепло нежило кожу. Даже первые порывы встречного ветра привносили в душу радость. Всем, но в меньшей степени — Крокодилу.
«Есть еще бог на земле, — думал он, стараясь сосредоточиться на раскладке сил в «поезде». — Будь погода, как вчера, я бы, пожалуй, остался на старте. И не нашлось бы силы, которая двинула бы меня с места».
Происходившее в начале этапа имело к Крокодилу лишь косвенное отношение. Кто-то с кем-то уходил от «поезда», прорвав защиту. Кто-то организовал погоню. А Роже чувствовал себя кинозрителем: не властен вмешаться в события, происходящие на экране.
Признаки заинтересованности появились у Роже где-то в середине этапа, когда он с удивлением обнаружил, что «поезд», несмотря на все агрессивные атаки, идет вместе и сам он сидит в «поезде» довольно прочно.
Честно говоря, Крокодил даже не думал о возможной победе на сегодняшнем этапе, пока не взобрался на вершину Пью-де-Ром. Он был убежден, что сегодня любая случайность способна сломать его, смять, перечеркнуть все, что было сделано.
Звезда Роже вспыхнула случайно и имела конкретный белый цвет майки и рыжие, стриженые, с короткой челкой волосы. Это был русский гонщик под номером 21. На прим они выбрались одновременно. Оглянувшись, увидели, что «поезд» разваливается, карабкаясь далеко позади. Они обменялись многозначительными взглядами и поняли друг друга сразу. Пригнувшись к рулям, ринулись вниз по петляющему спуску. Крокодил первым, русский — за ним. Острота ощущений, дыхание ежемгновенной опасности заставили Крокодила на некоторое время потерять русского из виду — только он и дорога. Но когда сумасшедший спуск перешел в плавный изгиб широкого шоссе, Крокодил с изумлением обнаружил рыжего русского спокойно сидящим у него на колесе.
«Что может этот сопляк? — подумал Крокодил. — Стоит ли ломаться в отрыве, если он не способен даже провести?»
И, будто отвечая на сомнение Роже, русский решительно вышел вперед и повел в темпе, о котором Крокодил мог лишь мечтать. Так, сменяя друг друга, они будто играли в давнюю, известную игру «кто кого». Крокодила прежде всего волновало, на сколько хватит этого русского. Но Рыжий работал так, как бы предыдущие одиннадцать этапов проехал в автобусе или просидел, подобно рыжему сержанту, в кресле «харлея», а сегодня решил погреться на велосипедном седле.