– Ты не можешь ослушаться Старейшин, – сказала мать, напряженно сидя на кровати и поглядывая на каминные часы с костями вместо стрелок. – Они вели себя прилично, с тех пор как благодаря вам прекратились похищения. Пусть все так и остается.
– О, пожалуйста, – Агата усмехнулась. – Что мне могут сделать трое старикашек?
– То, что делают все мужчины, когда испуганы, – Каллиса не отрывала взгляда от часов. – Обвинить в ведьмовстве.
– М-м-м-м. И спалить нас на костре, как же, – фыркнула Агата, плюхаясь на кровать.
Напряжение повисло в воздухе. Она села и увидела озабоченное лицо матери, которая все еще смотрела в одну точку.
– Ну ты же не серьезно, мама.
На верхней губе Каллисы выступил пот.
– Когда стало ясно, что похищения не прекратятся, им понадобился козел отпущения.
– Они сжигали женщин? – не поверила Агата.
– Только незамужних. Вот чему их научили книги сказок.
– Но ты так и не вышла замуж, – парировала Агата, – почему же ты выжила?..
– Потому что был человек, который вступился за меня, – сказала мать, наблюдая, как кости на часах замерли на цифре «восемь». – И он заплатил свою цену.
– Мой отец? Ты сказала, что он был гнилой двоеженец, который погиб в аварии на мельнице.
Каллиса молчала, уставившись на часы.
По спине Агаты пробежал холодок. Она посмотрела на мать:
– Что ты имела в виду, когда сказала, что Стефан пострадал больше всех? Когда Старейшины устроили его свадьбу?
Глаза Каллисы точно приклеились к часам.
– Проблема Стефана в том, что он доверился не тому, кому следовало. Он всегда считал, что все люди добрые.
Длинная кость сдвинулась с восьмерки. Плечи матери облегченно расслабились.
– Но никто не хорош настолько, насколько хочет казаться, – мягко произнесла Каллиса, наконец поворачиваясь к дочери. – Я уверена, ты уже знаешь об этом.
Агата впервые за вечер смогла увидеть глаза матери. В них стояли слезы.
– Нет, – выдохнула Агата, догадываясь; к ее щекам прилила кровь.
– Они скажут, это был ее выбор, – проскрежетала Каллиса. – Она же так хотела быть героиней.
– Ты знала, – задохнулась Агата и нетвердым шагом направилась к двери, – ты знала, что они не просто уведут ее…
Мать перехватила Агату на пороге:
– Они знали, что ты захочешь ее вернуть! Они пообещали пощадить тебя, если я продержу тебя здесь до…
Агата отпихнула ее к стене – мать снова бросилась к ней, но было уже поздно.
– Они убьют тебя! – крикнула Каллиса в окно, но темнота уже накрыла ее дочь своим чернильным крылом.
В темноте, спотыкаясь и падая, Агата сбегала с холма. Поскользнувшись в конце спуска, она покатилась по холодной мокрой траве и врезалась в основание палатки. Пробормотав путаные извинения семье, которая приняла ее за очередное пушечное ядро, она стремглав бросилась к церкви. Агата лавировала между десятками бездомных, которые готовили жуков и ящериц себе на ужин, кутали детей в грязные тряпки и собирались с духом перед следующим нападением, которого, как они надеялись, может и не случиться. Завтра Старейшины примутся оплакивать храброе «самопожертвование» Софи, ее статуя займет свое законное место, а жители будут праздновать новое Рождество, освобожденные от очередного проклятия…
С криком Агата рванула дубовые двери на себя.
Церковь была пуста. Вдоль всего прохода тянулись длинные глубокие царапины.
Софи всю дорогу волочила ноги в хрустальных туфельках.
Агата упала на колени в грязь.
Стефан.
Она пообещала ему. Она пообещала, что его дочь будет в безопасности.
Агата согнулась, спрятав лицо в ладони. Это была ее вина. Это всегда будет ее вина. У нее было все, чего она желала. У нее была подруга, у нее была любовь – у нее была Софи. И все это богатство она обменяла на одно желание. Она была злой. Хуже чем злой. Она была той, кто заслуживает смерти.
– Пожалуйста… Я приведу ее домой, – она тяжело глотала воздух. – Пожалуйста… Я обещаю… Я все сделаю…
Но делать было нечего. Софи исчезла. Доставлена невидимым убийцам в качестве выкупа за мир.
– Простите меня… Я не хотела… – Агата плакала навзрыд, размазывая по щекам слезы. Как она может сказать отцу, что его дочь мертва?! Как она будет жить после того, как нарушила обещание? Ее всхлипывания потихоньку затихали, уступая место страху. Она долго не шевелилась.
В конце концов Агата вышла из оцепенения и, ошеломленная тошнотворной догадкой, направилась на восток к дому Стефана. Каждый шаг от церкви давался ей с трудом. Карабкаясь вверх по улице, она почувствовала на ноге что-то липкое и мокрое. Не думая, она стерла с колена грязь и понюхала палец.