Он утверждает: ныне существует одна сверхдержава, что, однако, не означает однополярного мира. Он напоминает, что веками существовали сверхдержавы, например в эпоху Римской империи. В районе Восточной Азии гегемоном был Китай. Биполярная система строилась на соперничестве двух сверхдержав, возглавлявших свои коалиции и боровшихся за влияние среди неприсоединившихся государств.
Многополярная система всегда конструировалась из нескольких великих держав, сравнимых по силе (strength), которые сотрудничали и соперничали друг с другом, как это было веками в Европе.
Нынешняя система не соответствует ни одной из предыдущих систем. «Вместо этого она представляет странный гибрид — одно-многополярную (uni-multipolar) систему с одной сверхдержавой и несколькими великими державами». «США, конечно, является единственной сверхдержавой с преимуществами в любой сфере силы — экономической, военной, дипломатической, идеологической, технологической и культурной — с возможностями отстаивать свои интересы практически в любой части мира». Это первый уровень.
На втором уровне, по его мнению, — это главные региональные державы, которые имеют превосходство в районах мира, но неспособны распространить свои интересы и возможности на глобальном уровне, как США. Это — германо-французский кондоминиум в Европе, Россия в Евразии, Китай и потенциально Япония в ВА, Индия — в Южной Азии, Иран — в Юго-Западной Азии, Бразилия — в Латинской Америке и ЮАР и Нигерия — в Африке.
Хочу обратить внимание на то, что сфера влияния России, по сути, ограничивается ее собственной территорией.
Третий уровень. Это вторичные региональные государства, чьи интересы часто конфликтуют с интересами более мощных региональных государств. К ним относятся: Британия в отношениях с германо-французской комбинацией, Украина в отношении к России, Япония — Китаю, Пакистан — Индии, Саудовская Аравия — Ирану и Аргентина — Бразилии.
Сверхдержава и гегемон (для Хантингтона это слова-синонимы) в однополярной системе, без крупных держав, способных дать ей вызов, обычно сохраняют свое доминирование долгий период времени, пока не ослабнут из-за внутренних проблем или внешних сил. По мнению Хантингтона, нынешние великие державы стремятся к многополярности, поскольку их собственные интересы идут зачастую вразрез с интересами США. Поэтому глобальная политика движется от биполярности периода холодной войны через однополярный мир, пиком которого была война в Персидском заливе, и одно-многополярную систему, которая будет длиться одно-два десятилетия, к длительному действительно многополярному миру 21 века. Как заявил однажды Зб. Бжезинский, Соединенные Штаты будут первыми и последними в качестве единственной глобальной сверхдержавы.
Таким образом, Хантингтон видит эволюцию структуры отношений: биполярность — одно-многополярность — многополярность. По его раскладке биполярность длилась около 40 лет, одно-многополярность — около 20 лет, многополярность — оставшуюся часть века. Запомним эти периоды времени.
Необходимо обратить внимание, что подход Хантингтона отличается от официального подхода Вашингтона, который исходит фактически из однополярного мира. Именно в этой связи Хантингтон подвергает весьма резкой и саркастической критике официальную линию США, прежде всего концепцию «благородной гегемонии» (benevolent hegemon). Он напоминает выражение замминистра финансов Лоуренса X. Саммерса, назвавшего Соединенные Штаты «первой неимпериалистической сверхдержавой», которая укладывается в три слова: американская уникальность, американская добродетель и американская сила. Хантингтон саркастически «подтверждает» все это следующими аргументами. За последние несколько лет США в одностороннем порядке оказывали давление на другие страны, чтобы они приняли американские ценности и их понимание прав человека; пытались предотвратить военное усиление других стран, чтобы они не могли противодействовать американскому превосходству; заставляли принять американские условия экстерриториальности в других обществах; сортировали страны в соответствии с их приверженностью к американским стандартам по правам человека, наркотикам, терроризму, распространению ядерного оружия, а сегодня — в связи со свободами в области религии; предпринимали санкции против стран, которые не соответствовали американским стандартам по этим проблемам; продвигали американские корпоративные интересы под лозунгами свободы торговли и открытия рынков; вынуждали МБ и МВФ проводить политику, служащую этим самым корпоративным интересам; вторгались в регионы конфликтов, которые имели наибольшее значение для США; давили на другие страны, чтобы они принимали экономическую и социальную политику, которая была бы выгодна американским экономическим интересам; проталкивали продажу американского оружия за рубежом, в то же время стараясь предотвратить продажу оружия другими странами; выдавили одного генсекретаря ООН и в диктаторской манере назначили другого; расширили НАТО, включив туда Польшу, Венгрию и Чехию и никого больше; предприняли военные акции против Ирака; позже установили экономические санкции против режима; определили страны как «страны-изгои», исключив их из глобальных институтов из-за того, что они отказались подчиняться американским желаниям.
Все эти вещи можно было делать до поры до времени; ныне же ситуация изменилась, и времена вседозволенности для США прошли, считает американский профессор.
Инструментами такой политики являются экономические санкции и военная интервенция. Они практически перестали срабатывать. Более того, как справедливо отмечает Хантингтон, чем больше Соединенные Штаты пытаются наказать «страны-изгои», тем большей популярностью пользуются лидеры этих стран у себя на родине (например, Ф. Кастро, Саддам Хусейн и даже Слободан Милошевич19).
Такая политика глобального лидерства не встречает понимания у американцев. В соответствии с приведенными данными Хантингтона, по опросам 1997 г., только 13% высказались за превосходящую роль США в мировой политике, в то время как 74% заявили, что они хотят, чтобы США делили ответственность за мировые проблемы с другими странами. От 55 до 66% заявили, что события в Европе, Азии, Мексике и в Канаде не оказывают воздействия на их жизнь. Однако внешнеполитическая элита игнорирует такие настроения. Отсюда внешняя политика приобретает растущую репутацию «показной гегемонии».
Считается, что США выступают от имени «международного сообщества». На самом деле в лучшем случае от имени англосаксонских братьев (Британия, Канада, Австралия, Новая Зеландия) по большинству проблем, Германии и некоторых маленьких европейских демократий — по многим вопросам, Израиля — по некоторым вопросам Среднего Востока и Японии — по внедрению резолюций ООН.
Хантингтон напоминает, что между 1993 и 1996 гг. были приняты решения по осуществлению множества экономических санкций. И только в редких случаях США находили поддержку у своих партнеров, а чаще всего были вынуждены действовать в одиночку. И хотя Соединенные Штаты постоянно навешивают ярлыки «изгоев» различным странам, в глазах многих государств они сами стали «сверхдержавой-изгоем».
В подтверждение своей позиции Хантингтон приводит слова японского посла Хисаси Овада, который высказался таким образом: США после Второй мировой войны проводили политику «одностороннего глобализма», теперь — «глобальной односторонности» (global unilaterlism), преследуя собственные интересы, уделяя формальное внимание интересам других.