Кецалькоатль первым прекратил игру в гляделки и сел на ту же ступеньку, что до него облюбовала я. Устало сгорбившись, он сложил руки на коленях и устремил взгляд на чёрную подвальную воду. Ну вот, ещё один демон тоски и печали! У меня не дядьки, а прирождённые артисты; оба умеют изобразить такую скорбь, что поневоле пробивает на жалость.
— Что тебе нужно?
От его голоса, глухого и бесцветного, будто припорошенного пылью бесконечных веков, у меня прошёл мороз по коже. Брр! Пожалуй, демон в его исполнении выглядит куда достовернее, чем у Николса. Как там сказал сам Врубель? «Дух не столько злобный, сколько страдающий и скорбный, но при всём том дух властный и величавый». Абсолютно в тему!
— Ничего, — я села рядом с Кецалькоатлем. — Вот была поблизости, дай, думаю, навещу дядюшку, спрошу, чего он забыл к нам дорогу. Не потому ли, что нашкодил в прошлом, и теперь боится показаться родителям на глаза?
— Вифания вспомнила, да? — спросил он полу-утвердительным тоном, и я кивнула, решив не распространяться что да как. Пусть помучается, ибо нефиг! Лезть в постель к женщине, которая ни сном ни духом, это уже ни в какие ворота!..
Загробный голос Кецалькоатля не дал мне дойти до точки кипения.
— Шолотль знает?
— Да, — коротко ответила я.
— Так зачем ты пришла? Собираешься мстить?
Я повернула голову, чтобы видеть его лицо.
— Скажи, будь я твоей дочерью, ты и тогда убил бы меня?
Всё же я сумела допечь Кецалькоатля. Выдавая внутреннее напряжение, его губы дрогнули и он, пряча смятение, спешно отвернулся.
— Да! Убил бы! — буркнул он, но как-то не убедительно.
— Врёшь! В отличие от отца, у тебя не хватило бы духу убить родную дочь.
Прикинув так и эдак, я встала.
— Я скажу дома, что сегодня ты придёшь на ужин. Ну а ты решай, нужно тебе это или нет. С распростёртыми объятиями тебя, конечно же, не встретят, и извиняться, думаю, придётся не по-детски. Вполне возможно, что тебе набьют морду и уж точно выскажут всё, что думают о твоей подлянке, и, думаю, по большей части матом. Но я бы на твоём месте вытерпела все унижения, чтобы не потерять семью. Одному, конечно, проще — тишина и покой. Вот только что-то мне подсказывает, что тишина и покой уже сидят у тебя в печёнках. В общем, моё дело предложить, а твоё отказаться… — я посмотрела на опущенную голову Кецалькоатля. — Короче, приходи, а там видно будет. В конце концов, повинную голову меч не сечёт. Да и какой у тебя выбор? Есть лишь два варианта: либо тебя простят, либо нет.
На выходе из подвала я обернулась и ожившие шолоицкуинтли слаженно грохнули копьями. Впечатлённая оказанной честью, я отсалютовала отцовской гвардии его же жестом — правую руку со сжатым кулаком сначала к сердцу, а затем вперёд и вверх. «Вольно, ребята!» — улыбнулась я неподкупным стражам подземного мира и, развернувшись, шагнула в мир солнца и жизни. Помедлив, я снова обернулась, но лестница была уже пуста.
Дракон, крылатый поросёнок, куда-то уже смылся, и я решила прогуляться пешком, а то с этой магией, как с автомобилем на Земле, скоро разучишься ходить.
Прежде чем отправиться к дому, я подошла к дроссере и похлопала её (или его?) по стволу: «Привет, Буратино! — я глянула на верхушку древесного хищника и уважительно присвистнула. — Ух, ты! Если дальше будешь так расти, то скоро дорастёшь до Небес!» В ответ на это шум листвы сменил тональность. Вот ведь! Дерево, а умеет смеяться. «Кстати, ты кто у нас: мальчик или девочка?» — решила я поинтересоваться. Воздушные корни дроссеры пришли в движение и изобразили мужской детородный орган. Значит, дроссера из разряда двухдомных растений, насколько я помню ботанику. Теперь понятно, отчего мой питомец такой подвижный и сообразительный, — ведь ему, как мужику, придётся не только побегать за подружкой, но и доказать ей, что его пыльца ничем не хуже, а даже лучше, чем у конкурента.
Буратино сплёл подобие кресла из корней, но я покачала головой: «Извини, у меня сегодня дела».
Я подняла голову и нашла взглядом веталу, притаившегося в листве.
— Что, Майя, по-прежнему не теряешь надежды попробовать моего мясца?
— Ага! — ветала свесился с ветки и оскалил острые зубы. — Однажды ты зазеваешься, и я перегрызу тебе горло. Вот так! — состроив зверскую физиономию, он щёлкнул зубами, чересчур здоровыми и белыми для того, кто ведёт нездоровый образ жизни.
— Ну давай, мечтай дальше, — я махнула ему на прощание. — Передавай привет Дэви и Шиве!
— Маме передам, а отцу нет, — сказал поскучневший Майя и сел на ветке.