— Ваше высочество, нам арестовать предателей или сразу убить? — поинтересовался капитан стражи после её слов.
— Пошёл вон! — рыкнула Алконост.
Не обращая внимания на усердного служаку, который моментально ретировался, она бросила беглый взгляд на Лижен, которая была без сознания, а затем пытливо заглянула в глаза воина-тигра.
— Скажи, почему вы вернулись? — требовательно спросила она и предупредила: — Солжёшь, и я без промедления убью твою сестру.
— Не знаю, — честно ответил Артур. — Наверное, дело в клятве верности, что мы вам принесли.
— Вызовите лекаря, — распорядилась Алконост. — Спасибо, — неохотно уронила она, прежде чем исчезнуть.
— Святые Небеса! — окровавленные губы Лижен скривились в слабой улыбке. — Неужели это правда, она действительно нас поблагодарила?
— Сам бы не поверил, если бы ни услышал собственными ушами, — отозвался Артур и облегчённо глянул на лекаря, который материализовался рядом с ними. — Я остановил кровотечение, но ноги Лижен…
— С ними будет всё в порядке; будут бегать, как новенькие, — успокоил его мистер Тофус. — Давайте я сначала восстановлю вашу руку, — предложил он, но Артур покачал головой.
— Нет! Я справлюсь сам. Прошу вас, сначала вылечите Лижен.
— Как скажете, юноша, — пожал плечами мистер Тофус, и девушку-дракона окутало целебное магическое облако, из которого фейерверком брызнули разноцветные искры.
______________________________
[1] Кем — тайна, в переводе с индейского языка.
[2] Лиу — текущая, в переводе с китайского языка.
[3] Слуги Зевса Сила и Власть заставили Гефеста, который был другом Прометею, приковать его к скале.
Глава 2
Пока его дочь разбиралась со своими защитниками, Золотой император тем временем разбирался с теми, кто её предал. Первой, кто попал под его удар, была богиня ночи Ньюкта, которая задержалась, прикрывая побег дочери, а потом было уже поздно. Не давая ей сбежать, Золотой император заставил её принять человеческий облик и теперь она заранее трепетала, не зная, что её ждёт. Ну а то, что её не ждёт ничего хорошего, Ньюкта чуяла по настрою Золотого императора — от него исходила такая тёмная злоба, что растения в самом дворце и окрест него чернели и сохли на корню, а птицы и животные замертво падали на землю.
Оправдывая страхи провинившейся богини, в руках всесильного владыки вспыхнул карающий огонь. Перепуганная Ньюкта упала на колени, но взбешённый Золотой император был глух к её униженным мольбам. К богине ночи ринулись золотые цепи и распяли её на жертвеннике, который начал нагреваться, пока не раскалился добела.
Извиваясь как уж на сковороде, Ньюкта закричала от невыносимой боли. Но это было лишь началом её мук: огонь в руках Золотого императора превратился в огненный бич, секущий не хуже меча. Собравшись с силами, богиня ночи призвала защитную магию и охладила жертвенник. Ожоги и страшные раны тут же затянулись, и она облегчённо всхлипнула. Вот только её венценосный палач, как никто другой, был искусен в истязании себе подобных.
Огненный бич не давал ни секунды передышки и вскоре Ньюкта, потеряв всякое достоинство, завывала на все голоса — это были голоса боли и ужаса всех живых существ, что когда-либо звучали в ночной темноте.
Когда реальность поплыла, разорванная несогласованным временем, Золотой император яростно сверкнул глазами. Разозлённый тем, что ему помешали, он занёс пылающую огнём руку, чтобы вырвать сердце богини ночи, лишь тогда незваный посетитель соизволил заявить о своём присутствии.
«Хватит, Чак! Ты переходишь всякие границы!» — раздался бесцветный скрипучий голос, при звуках которого Ньюкта встрепенулась и приподняла голову, а затем снова уронила её на жертвенник. Прося о помощи, она жалобно заскулила; на большее у неё не хватило сил.
Хаос, обретший материальную форму, внимательно глянул на Золотого императора и подавил тяжёлый вздох. Он не любил брать на себя роль судьи, — ведь по большому счёту все боги были ему родными, в той или иной степени. И вообще, его абсолютно не волновало творят они добро или зло, но, как у всякого родителя, у него были свои любимчики. Слабостью демиурга были олимпийцы, да и Ньюкта была одной из его первых детей. Он до сих пор помнил, как черноволосая красавица открыла глаза и просияла радостью при его виде.
Поскольку в человеческом облике Хаосу были свойственны человеческие чувства, он, чтобы гнев не затуманил ему голову, старался не смотреть на истерзанную дочь. Тем не менее он не оставил её в бедственном положении и слегка повёл ладонью. Цепи и жертвенник тут же исчезли и Ньюкта, плача от облегчения, забилась в тёмный угол. Уйти она не посмела, боясь гнева уже двоих — отца и Золотого императора.