Писатель создает пленительные картины прекрасной страны Гонгури: «Среди садов, на много миль друг от друга, поднимались громадные литые здания из блестящих разноцветных материалов, выстроенные художниками и потому всегда отличные друг от друга. Эти дворцы строились так, чтобы казаться гармоническим целым с природой…»
В книге Я. Окунева «Грядущий мир» (1923), несмотря на то, что он отдал дань модному в те годы «футуристическому стилю», была намечена правильная тенденция: творческий вдохновенный труд — основная жизненная потребность людей эпохи коммунизма.
Инженер В. Никольский в повести «Через тысячу лет» (1927) основное внимание уделяет возможным техническим достижениям будущего. Посадив своих героев в фантастический «хрономобиль», он заставляет их увидеть в XXX веке поистине необыкновенные свершения свободного и счастливого человечества. Люди научились управлять биологическими процессами; открыли способ получения искусственного белка; овладели энергией атома; решили проблему межпланетных сообщений; изменили климат Земли и т. д.
Э. Зеликович, автор романа «Следующий мир» (1930) под непосредственным влиянием Уэллса («Люди как боги») перенес своих героев в мир «четвертого измерения», на одну из планет, заселенных высокоразумными существами, во всем подобными людям. Но в отличие от Уэллса советский писатель преисполнен уверенности, что нарисованная им картина идеальной общественной организации — не утопия, а предвидимое будущее человечества.
Проникнута горячей верой в безграничные возможности свободного созидательного труда и повесть Я. Ларри «Страна счастливых» (1931). Писатель попытался домыслить начавшийся гигантский процесс переустройства мира и представить социализм в состоянии полного расцвета.
Заглянуть на несколько десятилетий вперед попытался и Александр Беляев в своих романах «Звезда КЭЦ» (1936), «Лаборатория Дубльве» (1938) и «Под небом Арктики» (1938). К сожалению, эти произведения в художественном отношении значительно уступают его ранним книгам, принесшим писатели известность. Рисуя, подобно другим авторам коммунистических утопий, преображенные города, чудесную архитектуру, комфортабельный быт, искусственное управление погодой, всевозможные завоевания науки, поставленные на службу здоровью и продлению жизни человека, Беляев не справился с главным — не сумел показать людей, уже шагнувших в будущее.
Вслед за Беляевым переносили своих героев в условия только что сложившегося коммунистического строя и другие советские авторы. Но как ни величественна картина грандиозного строительства и переделки климата Арктики в романах Г. Адамова «Изгнание Владыки» и А. Казанцева «Полярная мечта» («Мол Северный»), — эти авторы, отталкиваясь от схемы «производственного романа», не ставили, да и не могли поставить своей главной целью изображение новых психологических и нравственных качеств человека будущего.
В период культа личности Сталина писатели-фантасты по понятным причинам были лишены возможности заглядывать далеко вперед. Вот почему в 40-х — начале 50-х годов в нашей литературе утвердилась и господствовала «фантастика ближнего прицела», сыгравшая безусловно тормозящую роль в развитии этого жанра. И только после XX съезда КПСС научная фантастика активизировалась.
1957 год — год запуска в Советском Союзе первого в мире искусственного спутника Земли — ознаменовал собой новый качественный скачок в истории науки и техники и вместе с тем определил исторический рубеж в формировании новейшей научно-фантастической литературы. Многое из того, что было создано до этого, просто перестало быть фантастикой, а в лучшем случае перешло в разряд научно-художественных произведений с довольно скромным заглядом в завтрашний день.
И только в свете всемирно-исторических событий, связанных с первыми победами человека в космосе, с особенной силой зазвучали вещие слова Ленина, сказанные им в 1920 году в беседе с Гербертом Уэллсом. Вот эта запись, сделанная английским писателем:
«Ленин сказал, что, читая его (Уэллса) роман «Машина времени», он понял, что все человеческие представления созданы в масштабах нашей планеты: они основаны на предположении, что технический потенциал, развиваясь, никогда не перейдет «земного предела». Если мы сможем установить межпланетные связи, придется пересмотреть все наши философские, социальные и моральные представления, в этом случае технический потенциал, став безграничным, положит конец насилию, как средству и методу прогресса».