«Как только с подписями было покончено, все расступились, и Крошка Доррит с мужем вышли из церкви вдвоем. С минуту они помедлили на паперти, любуясь далью, залитой светом ясного осеннего дня; потом пошли своей дорогой.
Пошли туда, где ждала их скромная и полезная жизнь, полная радости и труда на благо ближнему… Спокойно шли они вперед, счастливые и неразлучные среди уличного шума, на солнце и в тени, а люди вокруг них, крикливые, жадные, упрямые, наглые, тщеславные, сталкивались, расходились и теснили друг друга в вечной толчее».
Эти строки — как бы проникновенное переложение Нагорной проповеди, но при всей их искренности они беспомощно звучат в мире, насквозь пронизанном серыми мерзостями жизни, так впечатляюще показанными на страницах этого романа Диккенса.
Любительские спектакли
Личный тон, громко прозвучавший в «Крошке Доррит», доказывает, что ни политика, ни социальные обличения и общественные преобразования не могли целиком заполнить жизнь Диккенса. С той же энергией и страстностью борца за правое дело отдавался он и личной жизни — мы уже говорили о его частых поездках в Европу, о продолжительной жизни всей семьей в Париже и Булони. Впрочем, он и не делал особых различий между общественным и личным.
Основным увлечением его в эти годы стали любительские спектакли, где он выступал актером и режиссером. Спектакли эти давались с благотворительной целью, для вспомоществования литературе и искусству. Сборы от многих спектаклей шли в пользу бедных писателей или их семей, оставшихся без средств.
Труппа артистов-любителей с Диккенсом.
Большие гонорары самого Диккенса, Джордж Элиот или Булвера-Литтона, состояние, оставленное Теккереем (и это все были не даровые деньги, а заработанные каторжным трудом и напряжением всех сил), заслоняют от нас бедственное положение большинства писателей викторианской эпохи. В это время были и очень богатые художники, например, Милле{117}, и несколько процветающих актеров, но основную массу людей свободной профессии, как и всех викторианцев-профессионалов средней руки, что-нибудь да подстерегало — если не болезнь, то невезенье. Писатели — современники Диккенса — зависели от рецензий в журналах, художники зарабатывали на жизнь иллюстрациями, а это было очень капризное благополучие. Оба главных иллюстратора Диккенса, от которых — хотим мы того или нет — в огромной степени зависит наше восприятие диккенсовских героев, Крукшенк и Физ, под старость вынуждены были довольствоваться пенсией.
Стремление помочь собратьям по искусству поистине было безграничным у Диккенса. Любительский театр тешил его тщеславие, но и позволял быть щедрым на деле. Он остро сознавал необходимость общественного института, который устроил бы достойную старость труженикам искусства. Именно с этой целью он и Булвер-Литтон основали «Гильдию литературы и искусства», намереваясь построить городок для престарелых писателей в поместье Литтона в Небворте. Первые любительские спектакли для сбора средств были даны в Большом зале великолепного, псевдосредневекового небвортского замка в 1850 году. Сборы со спектаклей составили внушительную сумму.
Литтон, член парламента, добился признания Гильдии в палате общин в 1854 году, но по закону нужно было семь лет, чтобы ее члены могли включаться в цивильный лист{118}. Когда же эти семь лет прошли, то — с людьми искусства наперед ничего не угадаешь — всего несколько человек пожелали воспользоваться предложенной помощью, и великолепный замысел, разумеется, провалился. Не увенчались успехом и атаки, которым Диккенс в течение целого десятилетия подвергал Комитет Королевского литературного фонда, выбрасывавший деньги на административные нужды, вместо того чтобы помочь нуждающимся писателям. «Я полон решимости изменить его деятельность или покончить с ним», — писал Диккенс Макриди в 1857 году, однако этим угрозам так и не суждено было исполниться.
Назначение любительских постановок Диккенса, его искреннее желание помочь тем, ради кого они устраивались, меркнут перед радостью, которую они приносили ему как актеру, а еще больше как режиссеру. (Удовольствие стало полным, когда пьесой Булвера «Не так плохи, как кажется» из эпохи Георга II труппа начала гастроли в провинции.) Пожалуй, главную радость составляла для Диккенса просто возможность общаться с приятными людьми; если в молодые годы в любительских спектаклях участвовала вся его семья, то теперь он втянул в это дело всех своих друзей. (Откровенно говоря, их и не приходилось особенно уламывать.) Порой бывали разочарования, неудачи; актеры плохо разучивали роли, нерегулярно репетировали, а в итоге вспыхивали мелкие ссоры, но в основном Диккенсу удалась роль строгого руководителя; трений, в общем, было мало, а это, безусловно, говорит о его обаянии, организаторском таланте и — чего от него не всегда можно было ожидать — выдержанности. Но решающим было его великое умение любить и ценить друзей.