Без сомнения, все это больше делалось с оглядкой на благородных родственников миссис Диккенс, а между тем ей тоже было что скрывать. Ее отец, Чарльз Бэрроу, почтенный и величественный кассир, быстро сделавший карьеру (молва утверждала, будто он незаконный отпрыск какого-то аристократа), в течение девяти лет, как выяснилось, систематически подделывал свои отчеты. За этот период он присвоил себе что-то около шести тысяч фунтов. Это скандальное открытие произошло за два года до рождения его внука. Боясь судебного преследования, Чарльз Бэрроу бежал за границу и шестнадцать лет спустя (Диккенсу было тогда уже четырнадцать лет) скончался на острове Мэн, на который не распространялась английская юрисдикция. Трудно допустить, чтобы беглый родственник никак не осложнил общественного положения Диккенсов, однако, к чести наших учреждений, это не оказало существенного влияния ни на служебную карьеру Джона Диккенса, ни на судьбу его шурина Томаса, сына сбежавшего; и, хотя родители Диккенса понимали, что Чарльз Бэрроу их опозорил, это не помешало им дать сыну имя заблудшего дедушки.
Тем не менее если социальные условия заставляли умалчивать о бабушке со стороны отца, то незаконное положение дедушки порождало, разумеется, некие туманные, загадочные упоминания об этом отсутствующем родственнике со стороны матери. Во всяком случае, столь общительным людям, каковы были молодые родители Диккенса, приходилось прятаться за лживыми фразами вроде: «мое детство, проведенное в поместье Кру» или «мой батюшка, живущий за границей». Обман и тайна обычно воспринимаются нами в романах Диккенса как мелодраматический прием, однако на деле это были факты жизни, воспринятые с детства.
Преданность хозяину, несомненно, была главной добродетелью многих героев Диккенса, начиная с Сэма Уэллера (надо сказать, что писатель и в жизни высоко ценил это качество). Но слуги в его романах редко когда поднимаются по социальной лестнице. Знаменательным исключением является брак состоятельного и светского молодого человека, мистера Тутса, с простолюдинкой Сьюзен Нипер, служанкой Флоренс Домби. Правда, Сьюзен — это «Сюзанна», комическая субретка из романа «Домби и сын», а мистер Тутс — блаженный. Тем не менее оба они явно придерживаются традиционных взглядов, и Сьюзен Нипер намерена во всех отношениях оправдать репутацию «удивительной женщины», которой наделил ее муж. Подобного сочетания честности, преданности и сильного характера может оказаться достаточно для того, чтобы отомкнуть обитую зеленой байкой дверь, ведущую из людской в гостиную, но лишь по закону, действующему в романе «Домби и сын», этом немножко сказочном мире, где Сьюзен Тутс может быть ровней и подружкой своей прежней хозяйки, миссис Гэй (урожденной Флой Домби), и оставаться где-то (а точнее — что для Диккенса самое важное, — в глубине души) все тою же Нипер, преданной служанкой ее милочки, мисс Флой.
Что до заморского дедушки, то, мне думается, восприимчивого ребенка не могло не мучить ощущение нависшего над семьей позора. В викторианской Англии (и соответственно в литературе) люди, которым грозило судебное преследование за какое-либо уголовное преступление или банкротство, и даже те, кто погрешил против нравственности или принятой социальной морали, бежали за границу; и Кале, Булонь, Шербург, — должно быть, кишели этими изгоями общества. Поэтому не стоит придавать особое значение тому, что герои Диккенса часто бегут за границу. Это по большей части лишь сюжетный прием, хотя, нельзя не заметить, что писатель все реже прибегает к нему по мере того, как идут годы и дедушкин позор выветривается из памяти. Гораздо важнее, по-моему, две ситуации, придающие действию особый драматизм. Во-первых, постоянная угроза, которую представляет для почтенных людей наличие у них какого-нибудь преступного друга или родственника, состоящего в бегах: такова судьба миссис Радж, мрачная тайна бабушки Дэвида Копперфилда, Бетси Тротвуд; на этом же строится сюжет романа «Большие надежды»; отсюда же странная напряженность в похожем на склеп доме миссис Кленнэм в «Крошке Доррит». Во-вторых, необычайно ярко нарисованные — одна в начале творчества, другая значительно позже — сцены неудачной попытки преступника выбраться за границу. Первая — это блестящая сцена отплытия «анкверкенского парохода» в «Мартине Чеззлвите» (1843), когда записка неумолимого сыщика Неджета возвращает назад подозреваемого в убийстве Джонаса Чеззлвита, уже севшего на корабль, чтобы отплыть в Нидерланды. Вторая — кульминация романа «Большие надежды» (1860) — неожиданное появление полиции, которая мешает беглому каторжнику Мэгвичу перебраться на континент и обрести наконец свободу. Эти сцены детально разработаны, пронизаны роковыми предчувствиями, а в эпизоде неудачного побега Джонаса Чеззлвита появляется ощущение чего-то безнадежно знакомого, наводящего на мысль, что сам Диккенс слышал эту историю много раз.