«Мир Чарльза Диккенса» — работа, где каждая строка говорит об огромной осведомленности ее автора, о тщательном изучении всех новейших материалов, понадобившихся Уилсону для наиболее объективного освоения сложного и противоречивого пути и сложной и противоречивой личности Ч. Диккенса. Очевидно и прекрасное знакомство с его творческим наследием. Уилсон действительно знает каждую строчку в романах своего учителя, а в данном случае той «натуры», с которой он пишет портрет.
Есть работы более профессиональные в анализе стиля и метода Диккенса, композиции его романов и решения в них характеров. Есть даже более тщательные биографические исследования: достаточно вспомнить двухтомный труд Эдгара Джонсона «Ч. Диккенс. Его трагедия и торжество», становящийся классикой[6]. Но Уилсон и не стремился к академической полноте. Его задачей было добиться полноты видения целого, порой ценой менее существенных, на его взгляд, деталей. Его целью было по-писательски воспроизвести облик Диккенса, притом не в статике, а в динамике, и этой цели им подчинялось все остальное. Отсюда неравнозначность отдельных частей — большие акценты на одних и меньшие на других книгах, большая яркость освещения одних страниц жизни писателя и меньшая других.
Можно соглашаться и не соглашаться с оценками, которые Уилсон дает тем или другим романам Диккенса, но трудно спорить с его трактовкой в целом: правильно оценить книгу можно, лишь верно поняв то, чего в данном случае добивался ее автор.
«Мир Чарльза Диккенса» не учебное пособие. Читая эту книгу, невозможно забыть, что пишет романист и что, как бы точны и проверены ни были факты, Диккенс выступает в ней «главным героем», а не объектом научного исследования.
Может быть, именно в силу специфики писательского подхода автора напрашивается раздельный разговор о биографической части его работы и интерпретации им романов Диккенса. Если, воссоздавая жизненный путь Диккенса, Уилсон, часто опирается и на документы, и на интуицию художника, то в разборе романов эта интуиция нередко ведет к субъективизму и спорности оценок и суждений.
Всегда интересные и свежие, наблюдения Уилсона в большинстве случаев фрагментарны: разбирая романы, он не стремится ни к полноте, ни к последовательности и отмечает лишь то, что вписывается в его задачу, то есть необходимо для портрета «героя» на том или другом этапе его жизненного пути или, если угодно, «житейского воспитания». Отсюда же, может быть, и преувеличенный интерес к прототипам, хотя этот интерес и присущ до сих пор большинству английских исследователей.
Итак, не будем пока касаться вопроса об интерпретации романов. Каков же Чарльз Диккенс и его мир, воспроизводимые Энгусом Уилсоном? Заметим, что слово мир (world), вынесенное в заголовок, явно имеет несколько значений: это и внутренний мир писателя, и мир викторианской Англии, в котором он жил и писал, и мир его образов. Наибольшая заслуга Уилсона в воспроизведении сложнейшей диалектической связи внутреннего мира Диккенса, человека и писателя (многое в нем было еще спрятано от глаз современников) и мира внешнего, против которого Диккенс восставал, будучи в то же время неразрывно с ним связан. Мастер психологического портрета, Уилсон с блеском показал формирование характера, вкусов, мировосприятия будущего художника с первых шагов его жизни. Он не ограничился констатацией разительных противоречий, уживающихся в Диккенсе, а тонко и в то же время с беспощадной правдивостью показал их возникновение и развитие. Он передал динамику развития характера своего героя и проник в самое существо тех перемен, которые в ходе лет в этом характере происходили.
Английская критика не без основания подчеркнула, что пониманию Диккенса в данном случае способствовала близость двух индивидуальностей: Диккенс очень рано стал для Энгуса Уилсона маяком, освещающим его собственный путь по дорогам литературы. Но не только маяком: его творчество было для Уилсона возможностью проецировать в прошлое тревоги и сомнения, одолевающие интеллектуалов современного Запада, владеющие и самим Уилсоном.
В редакционной аннотации к книге говорится: «Викторианская эра была предшественницей нашего века мучительного душевного разлада… Внешне самоуверенные, полные оптимизма и жизнерадостности, стойкие в своих этических нормативах, почти все викторианские художники испытывали в то же время глубочайшую скрытую тревогу и чувство вины… И пожалуй, никто не выразил противоречия своей эпохи с такой полнотой, как… Ч. Диккенс». В глубоком и убеждающем труде Энгуса Уилсона — говорится дальше — прослежен путь Диккенса: «Он (Уилсон) показывает житейский путь писателя, показывает и преследовавшие его идеи (obsessions), наложившие отпечаток на его творчество. Может быть, то, что получилось, так убедительно именно потому, что Диккенс всегда очень сильно влиял на пишущего его портрет…»
6
В русском переводе вышла также в 1963 году биографическая работа Хескета Пирсона «Диккенс» (М., «Молодая гвардия»), построенная на основе новых материалов.