В своей рецензии на книгу Уилсона Джон Гросс подчеркивает тенденцию автора к преувеличению религиозности Диккенса. Едва ли она столь сильна. Кстати, Гросс не пытается поглубже вдуматься в ее характер. А вместе с тем на этом пути его ожидали бы многие находки, сделанные за последние годы английским литературоведением, и в частности тем же Гроссом в его толковании образа Картона в «Повести о двух городах» и опровержении христианской темы «воскресения и жизни» в этом романе.
Заслуживает внимания пятая глава книги, ярко, выпукло и эмоционально рисующая перелом, наступивший в жизни и творчестве Диккенса в 50-е годы. Уилсон не устанавливает периодизации творчества Диккенса, что делают сегодня почти все пишущие о нем английские литературоведы. Но это и не удивительно, принимая во внимание особенности авторского замысла. Уже говорилось о том, насколько этот замысел далек от тех, что положены в основу академических исследований. Для Уилсона в жизни Диккенса есть один кардинальный перелом, и он наступает в середине 50-х годов, хотя и готовится долго и постепенно. С волнением рассказывает Уилсон о той тревоге и неудовлетворенности, которые нарастают у его героя, о постоянном напряжении, грозящем катастрофой. «Железная воля» еще сдерживает «безумца», но все чаще заметны симптомы внутренних конфликтов.
Уилсон ведет глубинный поиск, стремясь обнаружить причины неудовлетворенности, которую испытывает человек, достигший всемирной славы и находящийся в расцвете сил. «Дэвид Копперфилд», «Крошка Доррит» — лучшие, наиболее зрелые его романы — написаны именно в эту пору, и искусство писателя достигает полной зрелости. Уилсон понимает, что сегодняшняя Англия ценит именно этого Диккенса, создавшего произведения еще небывалой у него художественной силы.
Но в то же время рушится семья, в которой Диккенс давно ощущал себя одиноким, и писатель, всю жизнь охранявший свой престиж у современников, нередко даже ценой компромиссов, бросает им очень рискованный вызов, пойдя в 1857 году на разрыв с женой и напечатав объяснение своего поступка в журнале «Круглый год». Трагическую иронию его положения автор видит и подчеркивает в главе «Англия, дом и красота».
Уилсон здесь идет дальше того, что писали перед ним многие. «Уже в 1855 году, — утверждает он, — брак стал для него настолько же тягостен, насколько и все остальное в жизни». Со страниц книги встает тот самый призрак возможного безумия, который писатель всю жизнь подавлял в себе «железной волей». Недаром его дочь Кэйти писала об отце в эти годы: «Он вел себя в те дни так, словно у него помутился рассудок…»
Впрочем, Уилсон и не думает приписывать все происходящее с Диккенсом только одной семейной катастрофе. Увлечение молодой актрисой Эллен Тернан? Да, конечно. Уилсон учитывает и его влияние на ход событий, говорит о нем, однако приведенная выше оценка ситуации свидетельствует о том, что как психолог он еще многое видит: многообразие причин и следствий.