Феликсефонтий двинулся дальше, заложив руки за спину, а Жозефина чуть задержалась у полотна. За спиной прекрасной в своей силе Всадницы развевалось знамя: на лазурном шелке — обращенное вниз крылатое копье со странной перекладиной, а над ним корона из горных зубцов; все вышитое серебром. И никакого единорога.
— Кстати, о серебре. Человеческую историю сделали три металла: серебро, золото и железо, а вернее сказать, сталь, и о каждом существе можно сказать, что оно принадлежит к одному из них. Золото — металл правителей и королей, власть, до которой люди так жадны. Серебро непорочно, это символ знания и служения. Оно находится в тени королевского золота, но ему и не нужно блистать напоказ. Древнейшие людские рода, в которых есть кровь Первых, зародились на Севере, и один из них, избравший путь власти, сделал своим гербом золото, а другой, который предпочел служение, — серебро. У них есть и младшие ветви, но золотые и серебряные горные вершины в гербах носят только их прямые потомки. Белая Гарпия — тоже дитя Серебряного Пика, древнейшего рода Эльдиар. Она могла бы занять трон, если бы пожелала, ибо Серебряные Пики, как и Золотые, обладают кровным правом власти, но она предпочла небо. Золото правит, серебро служит, но их оба разрубает железо — право силы, которого Чаша не знала несколько тысяч лет… — Он вздохнул, и из его глаз пропали восставшие тени древних времен, предания о которых долгоживущие ушаны наверняка передавали по наследству. — Хотя все это дебри символики и философии по большому счету… — Он вошел в открытую перед ним дверь кабинета и как ни в чем не бывало сказал: — Итак, вам следует попрактиковаться. Здесь тоже растут отличные каштаны.
Прежде всего Жозефина, повернув латунную ручку, открыла окно — она оценивала себя трезво и была уверена в своих силах далеко не настолько, чтобы не беспокоиться за прекрасные беспереплетные рамы темного дерева и дорогое листовое стекло, которое южные стеклодувы начали возить в столицу как раз в год ее рождения. Из распахнутого окна немедленно запахло отцветающей сиренью и заботливо выращенными нарциссами; нежный ветерок чуть шевелил каштановую листву, но не беспокоил ветви, так что действительно можно было выбрать понравившийся орех и тщательно в него прицелиться.
При попытке понять, как же заставить орех загореться, в голове сама собой всплыла последовательность действий: основная матрица заклинания проецируется на объект, затем туда по прямому вектору посылается энергия, запускающая процесс активации и дальнейшее воздействие на материю. Жозефина тряхнула головой, и термины академической магии сложились в простое понимание — нужно представить пламя на предмете и влить туда Силу; для вящей простоты можно указать рукой или просто ладонью. Вдох, выдох, снова вдох, сгусток огня перед мысленным взором, и ощущение покидающей тело Силы…
Ветка, на которой рос облюбованный плод, полыхнула от основания до самого кончика, где прежде радовали глаз свежей зеленью юные листочки этой весны, теперь обугливаясь на глазах. Феликсефонтий сделал непонятное движение, и ветвь покрылась льдом прежде, чем начался настоящий пожар. Жозефина, ужасно смущенная, ждала приговора.
— Неплохо, неплохо. Принцип вы постигли, но научитесь соразмерять Силу, которую вы вкладываете в плетение. Излишек Силы может не просто стократ усилить действие заклинания, но и разорвать, а вернее, смыть слабое плетение. Видите во-он тот орех? Попрактикуйтесь на нем.
Жозефина кивнула и сосредоточилась. Плод каштана, тем паче молодой, невелик, но в нем много соков; она представила огонь и послала вперед малую частицу плещущейся в ее Узоре Потоков Силы, и орех послушно загорелся, превратившись в маленький огненный шарик, тут же схватившийся коркой льда.
— Прекрасно. Вам ясен принцип?
— Да, — кивнула девушка. Рассчитать выплеск Силы действительно было самым сложным делом, но она знала, что вскоре это станет столь же привычным, как дыхание или рукопашный бой, когда тело действует само — была бы практика.
Она подожгла еще несколько орехов, и довольный ее успехами ушан заявил:
— Что ж, у вас в самом деле получается. Стабильность — признак мастерства. А теперь попробуйте на мне.
Жозефина, еще мало привыкшая прятать чувства, испуганно взглянула на преподавателя; тот, без труда поняв, о чем она думает, успокоил ученицу: