Из-за двери долетел низкий, сдавленный рык, невнятное бормотание и глухие звуки, перемежающиеся поскуливанием. Каталин вынырнула наружу:
— Госпожа, идемте. Он уже вспомнил, сколько на самом деле стоят его услуги.
Робея, Жозефина последовала за своей заступницей. Весь левый глаз гноума стремительно заплывал отменным лиловым синяком, нос с горбинкой припух, и дышал он так, будто некто только что держал его за ворот, сдавливая горло.
— Каталин, ну зачем так… — шепнула девушка, с жалостью глядя на мастера. Тот тоже увидел ее и протянул руку:
— Что ж вы сразу, госпожа, не сказали, что это вам по наследству вручили, а ключик и потерялся… сей же момент все будет, сей момент…
Он забрал шкатулку-хранительницу, вышел на двор и вскоре вернулся. Между верхней крышкой и стенками теперь была щель, и Жозефина немедленно откинула крышку.
Там лежало несколько шоколадок, завернутых в промасленную бумагу, и засахаренные леденцы в полотняном мешочке. Магии от них не ощущалось, и Жозефина не удержалась от искушения немедленно сунуть один за щеку. Привкус молока и мяты растекся по языку, на мгновение вернув ее в детство, когда родители были живы и матушка баловала ее точно такими же леденцами.
— Только снова замок не защелкивайте, а то опять открывать придется. Мастер-ключ найти, да к нужной серии подобрать, это целый золотой же…
Мягко остановив грозно двинувшуюся вперед Каталин, Жозефина отдала золотой, принимая из рук гноума шкатулку. Тот, боязливо покосившись на воительницу, попробовал монету на зуб и тем несколько утешился.
— Пожалуй, мне стоит приобрести собственную шкатулку. Сколько вы просите за вон ту? — Девушка указала на вещицу примерно того же размера, что и матушкина, светлого дерева, со скромным и изящным узором на крышке.
— Десять золотых, — чуть не шепотом назвал гноум настоящую цену.
— Благодарю. — Отсчитав деньги, девушка кивнула мастеру и вышла прочь. Судя по долетевшим отзвукам чувств, Каталин, следовавшая за ней, на прощанье показала мастеру кулак, и тот, успевший его попробовать, по достоинству оценил угрозу.
Не то чтобы крепкий мужик не мог справиться с Каталин — разумеется, если гноум и не превосходил ее силой, то всяко мог бы потрепыхаться, но слишком велика разница между мирным мастеровым и воином, кормящимся со своего клинка. К тому же этот гноум слишком ценил собственную жизнь, чтобы затевать драку с воительницей, сопровождающей нобле далеко не самого последнего рода — пара зуботычин и золотой всегда лучше, чем небольшая глухая комнатка королевского дворца, пожалованная по обвинению в нападении на людей той самой нобле.
Едва Жозефина с северянами пересекли мост, как небо прочертила из выси вниз огненная стрела и, уйдя за крыши, грянулась оземь. Вздрогнувшая под ногами земля придала резвости лошадям, и четверка всадников во весь опор полетела к поместью — куда, судя по всему, та стрела и попала.
Нижняя часть правой створки ворот оказалась погнута чудовищным ударом, а под ней было нечто, напоминающее свежую кротовину, только слишком большую. Над кротовиной уже стояли с лопатами в руках Мартин и Серж.
— Все живы? — выдохнула Жозефина, прыжком слетев из седла.
— Все, — кивнул Мартин и почесал редеющие седые волосы на затылке. — Упало только что-то, госпожа, сейчас выкопаем, а после решетку поправим, не извольте беспокоиться.
— Копайте, — кивнула девушка, — и ни в коем случае не трогайте руками то, что найдете.
Этот удар был, без сомнения, нацелен в нее. Там, на дне «кротовины», лежало нечто, излучающее огромную Силу; спасало лишь то, что эта Сила не полыхала протуберанцами, жаждущая вырваться, а перетекала в своем плетении медленно и лениво — во всяком случае, до поры до времени.
До поры, когда ее коснется кто-нибудь?..
Лопата вторглась в клубок Силы, и Жозефина решительным жестом отстранила мужчин. Она нагнулась над дном ямы, и там ее пальцы нащупали нечто твердое.
Больше всего оно было похоже на камень — почти идеальный шар размером с полкулака, с гладкой, словно тщательно отполированной поверхностью бело-серебристого цвета с серыми крапинами.
Оно действительно спало, как громадный, сильный и очень опасный зверь, мирно свернувшийся клубком и теперь дремлющий, и было тем еще опаснее: неизвестно, когда и отчего оно проснется и что сотворит. Поблагодарив слуг, она немедленно отправилась к себе, где завернула небесный камень в антимагическую шкуру. Выбросить эту вещь было опасно, как и просто положить на полку — в обоих случаях могли пострадать ни в чем не повинные люди, а ей совершенно не хотелось вновь приносить кому-то безвременную смерть.