— Идем. — Она выпустила ушана из комнаты и стремительно сбежала по лестнице, на ходу прикасаясь к мастер-браслету. — Мартин, я уезжаю. Если кто спросит, отвечайте, что я отбыла на охоту. С вами остаются четыре бойца Барбуса. Буду писать как только смогу.
— Да, госпожа, — поклонился управляющий.
— И еще. В моей комнате лежит сейчас маг Леонард Геллар. Ему требуются уход и присмотр на ближайшие дни. Мастер Феликсефонтий рекомендовал много теплого питья, простоквашу и сухари, когда господин Леонард проснется. Он же заберет его как только сможет.
— Хорошо, госпожа… — Мартин был слегка обескуражен, но именно слегка — это совершенно не меняло его поведения и не мешало выполнить указание своей госпожи со всем тщанием.
— Я обязательно вернусь. Благодарю вас за службу. Да хранит вас Светлая Дана, — она крепко пожала ему руку, начертала в воздухе знак Благословения Даны и почти бегом направилась к конюшне.
Умница Серж нашел Фердинанду самую низкорослую лошадку, подтянул ей стремена и выбрал повод, так что держаться на ней у маленького ушана получалось вполне прилично. Быстро объяснив наемникам, кто он и зачем с ними едет, Жозефина вспрыгнула в седло мышастой кобылы. Бойцы последовали ее примеру, и кавалькада, провожаемая всеми домочадцами и оставшимися северянами, выехала за ворота поместья.
— Каталин, вы хорошо знаете дороги?
— Неплохо, — спокойно кивнула она, обернувшись к госпоже, — пришлось поездить по Срединным землям. Куда мы направимся?
— Точно не к дяде — там меня будут искать в первую очередь, а я не хочу подставлять его. Мне нужно на Запад, к замку Карн, и было бы хорошо, если бы мы могли запутать следы.
Воительница призадумалась, сощурив глаза.
— Мы можем выехать из Северных ворот по Северному тракту, а там свернем на отвилок к Западу. Если погоня и будет, то пойдет по ложному следу — пока доедем до Северных ворот, у нас накопится полгорода свидетелей.
— Благодарю. Пусть будет именно так.
По пути к Северным воротам Жозефина и Фердинанд обзавелись дорожными плащами плотной шерсти с глубокими капюшонами. Ушан избрал зеленый, на два тона темнее своего камзола, а девушка была очарована серебристо-серым с жемчужным оттенком — хороший цвет для дороги и для души.
Ворота отряд проехал спокойно, под равнодушными взглядами стражников. С гиканьем пронеслась мимо толпа в полтора десятка человек верхами, из авангарда которой доносились крики вроде: «Спорим, я доскачу первым!» — и мышастая ступила на Северный тракт.
Мерно покачиваясь в седлах, зубоскаля и перешучиваясь — с оглядкой на госпожу, без самых соленых наемничьих прибауток, — отряд проехал около полуверсты, когда их нагнал некий всадник самого расфуфыренного вида: на нем красовалось петушино-яркое фасонистое одеяние, пошитое из клиньев лазоревой, канареечной и кроваво-алой ткани, дополненное томно свисающим на правую сторону беретом с длинным фазаньим пером. Портрет дополнял гриф какого-то инструмента, торчащего откуда-то из-за бока. Всадник явно пристраивался ехать с ними, наемники косились, шепотом подтрунивая по поводу чуда чудного, и Жозефина как глава отряда не могла не поинтересоваться:
— Приветствую. Вам что-то от нас требуется?
Обладатель шутовского наряда умудрился прямо в седле отвесить не лишенный изящества поклон:
— Я буду счастлив сопровождать столь прекрасных и благородных дам!
— Благодарю, у меня уже есть люди, — несколько холодно отозвалась Жозефина, не сбрасывая с головы капюшона. Отряд и так был слишком велик, к тому же каждый сторонний человек означал риск, который мог стоить жизни любому из них — или всем сразу.
— Но я вижу здесь лишь наемников и… — Взгляд его скользнул по Фердинанду, но, очевидно не найдя его в своей классификации, петушиный всадник продолжил свою речь: — И поэт и певец однозначно скрасит вам унылое течение дороги!
Девушка качнула головой, пряча лицо глубже в тень капюшона. Что-то беспокоило ее, заставляя отстраняться от этого безобидного на вид существа; на открытое столкновение идти было не слишком разумно, потому она продолжила разговор, оставаясь собранной и готовой ко всему в любой момент:
— Как вас называют?
Еще один поклон, на сей раз с изящным взмахом берета, перо которого, к удовольствию всех северян, прочертило дорожную пыль.
— Я — мастер Рододендрон Даурский, поэт, лютнист и знаток множества баллад! Имя мое знают во всех частях света, я прихожу как гроза, и ухожу как рассвет, меня привечают крестьяне и нобли, королевский двор считает за честь мое посещение и даже суровый Север внимает мне…