Меня тащили, подхватив под ручки, куда-то по грунтовой дороге. За чертой города на многие километры вперёд растянулось одно большое поле. Из множества лунок, скрытых в траве, то и дело выглядывали любопытные носики кроликов. Можно будет потом поохотиться!.. Как только меня отпустят эти идиоты.
— Не знаем, — насмешливо сказал солдат.
— И я не знаю, кто мой папа, — шмыгнул я носом. Слёзы покатились по моему лицу. — Сирота, всю жизнь один, инвалид. Даже ходить едва могу… Всё моё существование — сплошная агония.
Мужики вдруг стали выглядеть озадаченно. Я мысленно улыбался.
— Ох, — притворный стон. — Без шанса с первого дня. Брошенный и отвергнутый всеми, никому не нужный. Одинокий-одинокий одиночка…
Стражники переглянулись между собой. Я же продолжал рыдать:
— Сколько лишений выпало на мою долю… И не было передо мной ни одной близкой души, чтобы помочь, чтобы утешить… Посмотрите на меня!..
Я кивнул на свои мокрые лосины.
— Во что вынужден одеваться!.. Это хуже бедноты, хуже нищенства. В бедности человек ещё сохраняет своё достоинство, в нищете же лишается самого облика людского. Но разве я хоть отдалённо напоминаю вам живое существо?.. Так, фантом, призрак… Что муравей, который лишь способен воровать гривны, оброненные на землю…
Из-за горизонта стало вырастать приличных размеров тёмное здание. Башенки, стены, черный кирпич… Похоже, тюрьма. Ну нет! Только не в тюрьму! Сука, это же клишировано! Не хочу в тюрьму сразу же в начале книги! К счастью, кажется, мои слова посадили семена сомнения в головы стражи. Возможно, у меня получится надавить на жалость, и они меня таки отпустят? Уже ощущаю, что они не так крепко меня держат. Видимо, сочувствуют. Это правильно! Запомните, детишки, эмпатия — самая важная черта характера!
— Да… Вы просто представьте, что бы вы делали… Родиться с нулём силы и телосложения, словно проклятый, — слёзы катились уже фонтаном по моему лицу и смешивалась с соплями. Более жалкого вида состроить я и не мог.
— Но ведь все люди рождаются с нулём силы и телосложения, — вдруг сказал страж и усилил хватку до хруста моих костей.
Блять.
Меня с размаху бросили в камеру и с лязгом закрыли решетчатую дверь. Что это за самосуд! Где справедливость, закон? Где присяжные, свидетели? Почему никто не дал мне адвоката? И что это, мать вашу, за запах?!
Я подскочил на ноги и стал осматриваться, сморщив нос. По всему периметру небольшой камеры лежало сено да разная травка. По углам разместилось много мха, а стена… Стену насквозь прошивала огромная дырень, через которую светило солнце и виднелось знакомое поле. Сюда пролезть мог не то, что я, но целый отряд небольшого пошиба.
— О, — почесал я голову. Боже, какой же сюр. Хоть что-то в этом мире нормально работает? — Ну ладно. Видимо, это ещё одна победа для великого Фёдора Хиккина!
— Кого? — донеслось с угла. Меня передернуло. Стало вдруг страшно, потому что я помнил, что в углу, кроме мха, ничего не было…
Сглотнув ком в горле, я повернул голову. На меня смотрело два мутных зелёных глаза. Хоть мои очки и были при мне, пришлось сильно прищуриться, чтобы понять, что это за существо. Красные волосы небрежно лежали на ужасно грязном лице, в них торчали ветки и цветы. На шее неизвестного лежало странное ожерелье из сухофруктов, наполовину спрятанное в чёрные обмотки. Человек, который тут находился, одевался в старое рваное тряпье без формы и идеи. Я бы промолчал про запах, но это чмо ужасно, НЕВЕРОЯТНО УЖАСНО ВОНЯЛО КВАШЕНОЙ КАПУСТОЙ!
— Ну ты и урод, — сказала мне эта куча дерьма женским голосом.
— Эй! Это я должен говорить!
— Ну так и скажи, что ты урод, — пожало существо плечами. — Я что, запрещаю?
Тварь отсоединилась от стены с каким-то чавкающим звуком. Боже, отвратительно! Запах капусты лишь усилился!
— Что ты такое, чудовище? — бормотал я. Надеюсь, меня сейчас не сожрут заживо. Хотелось поскорее прыгнуть в эту дырку в стене, но ноги будто отнялись. — И почему ты здесь живёшь?
— Слышь, гнида?! Ты кого чудовищем назвал?! — вдруг рассердился кал и подбежал ко мне. НЕТ-НЕТ-НЕТ! Я ЖЕ СЕЙЧАС ЗАДОХНУСЬ! — Меня зовут Флюра! Я волшебник природы!
— Волшебник… Природы? — я задержал дыхание и кое-как пересилил отвращение. Теперь, когда кал стоял вплотную и злобно пялился на меня, действительно получалось разглядеть какие-то человеческие черты на покрытом грязью лице. Вроде как, это даже взаправду женщина. Примерно сто семьдесят сантиметров ростом, на полторы головы ниже меня.
— Именно! — пыльные губы надулись и Флюра отвернулась от меня, после чего зашаталась к своему углу. — Пришла сюда жить, потому что здесь есть крыша над головой и кормят ежедневно. И никто спрашивает, откуда я взялась.