Бабушка рассмеялась:
- Ты просто хочешь узнать, почему твой учитель не помог тебе. И готов для этого демонстрировать поистине ангельское смирение. Что ж, весьма похвально. Ладно, я постараюсь быть максимально корректной.
Андрей услышал шум и обернулся: Мит споткнулся о развалившуюся посреди коридора кошку, тихо выругался. Заглянул в гостиную, остановился, быстро и внимательно рассмотрел гостя, на цыпочках прокрался к креслу между Андреем и Виктором, шепнул Андрею на ухо «Ну не мог я раньше прийти!», бесшумно уселся, и сделал такой вид, как будто сидит в этом кресле с момента сотворения мира. Бабушка вскользь взглянула на него, Мит виновато пожал плечами. У Дашки при виде мужа блеснули радостные искорки в глазах, Мит послал ей воздушный поцелуй. Посмотрел на Катьку, изумлённо повернулся к Андрею, Андрей указал подбородком на Дашу, мол, туда все вопросы, там ответы. Мит изобразил сложную игру бровями и лицом, означавшую, что можно было и не сомневаться в таких Андреевых разъяснениях. И они стали внимательно слушать бабушку.
Бабушка говорила интересно, и Виктор не заметил появления Мита.
- Дело в том, что я перестала следить за судьбой Максима Константиновича ровно в тот момент, когда поняла, что он никогда не женится. Видела я его в последний раз лет тридцать назад. Ему были категорически не по душе ни технические, ни законодательные новинки тяжелобольного мира. Он как раз намеревался уехать в глухомань, под Николаев, куда эти новшества придут ещё нескоро. Мне и в голову не приходило, дуре старой, что он примется там учительствовать...
Бабушка вздохнула с сожалением:
- То есть лично я сама, пусть и косвенно, виновата в том, что было дальше. А дальше Макс, вполне предсказуемо, чувствуя приближение неизбежной старческой слабости (а в его религиозных представлениях ещё и забвения, и тлена), стал интуитивно искать способ подтверждения необходимости своего существования. Школа при заводских бараках подошла для этих целей идеально. Он учит детей большему, чем указано в максимумах Департаментов – и думает, что совершает благое дело. В его теоретизировании не находится места пониманию, что его благо, в данном случае – совсем не благо, что дети эти, в которых он так настойчиво будит разум, обречены работать и жить в скотских условиях, что все его старания причинят им только боль и несчастья. Но я, конечно, утрирую. Успехи Максима Константиновича на педагогическом поприще были не столь значительны, чтоб возыметь некий резонанс. Абсолютное большинство детей смело пропускают все его воззвания мимо ушей, и продолжают жить так, как им подсказывает генетика и опыт родителей. Находится только один подходящий – ты, Виктор. Это совершенно понятно из твоей повести, среди твоих друзей и приятелей у тебя не было братьев по разуму.
Максим Константинович привязался к тебе как к собственному внуку или сыну. Но и тут его доброта имеет ограничение – он и не подумал усыновить тебя, когда ты осиротел. Потому что, по его мнению, в светлом прошлом так не поступали. Он не раз в своё время мне это с пеной у рта доказывал; говорил, что демонстрировать родительские чувства к генетически чужому ребёнку ложно и подло. Что это лицемерие. Где он выкопал эти заблуждения – ума не приложу. Даже когда жизнь наглядно доказала ему обратное – он не поступился ни на йоту. Он платил за аренду твоего флигеля, уговаривал директрису тебя не выселять, оплачивал тебе Медицинское Страхование, давал деньги на карманные расходы, покупал для тебя книги – и страшно боялся быть тебе в тягость, потому, что не имел на это права.
Дальше стало только хуже – добро и благо Максима Константиновича превратилось в ничем не прикрытое зло. Он, повторюсь, знал о нашем существовании, знал о наших успехах, и понимал, что мы можем помочь тебе стать человеком. Стоило только позвонить и рассказать, что да как. Он ведь не мог не видеть, что ты растёшь похожим скорее на нас, чем на него; что ты равнодушен к прошлому, и живёшь настоящим, и что можешь научиться, со временем, жить будущим, как и мы. Но нет, гордыня – вечный спутник любого атеиста - окончательно взяла верх над добром и благом. Вместо того, чтобы попросить тебя досмотреть старика и похоронить по-человечески, а потом отправиться к его старинным друзьям, Максим Константинович начинает мешать тебе получить образование. Он придумывает нелепые отговорки, и такие же нелепые доводы в пользу работы на химкомбинате. Он просто боится не дожить до твоего возвращения из колледжа. Да и не верит он в то, что ты вернёшься. Причём, для него самого всё это по-прежнему выглядит благом и ничем иным – он желает таким образом спасти тебя от опасностей сумасшедшего мира, звериных морд Департаментов, безумных и непонятных, и ненужных новшеств. И, конечно же, он ни слова не рассказывает тебе о семьях, ну то есть о нас.