- Почему ты дал своей повести такое странное название: «Мир чужих ожиданий»? – спросил Андрей у Виктора, напряжённо размышляя над множеством вещей одновременно, - что ты имел в виду?
Виктор, до этого с любопытством наблюдавший за Андреем, ответил:
- Ну как, ничего особенного я не подразумевал. Просто мне казалось, что в мире всё время получается так, что ты ждёшь чего-то одного; надеешься, что у тебя всё будет так, как ты задумал. А получается совсем наоборот, и с тобой случаются совсем другие вещи, которых ты и предполагать не мог.
- Угу, я понял, - сказал Андрей, - ты не будешь против, если это название я у тебя позаимствую?
- В каком смысле? – спросил Виктор, но быстро сообразил, и улыбаясь проговорил:
- Да на здоровье! Мне не жалко, бери, если пригодится. Всё равно я бы сейчас уже не хотел, чтобы моя книжка где-то издавалась. Слишком много в моей жизни поменялось, и если я ещё захочу что-нибудь написать, то уже совсем про другое…
- Спасибо, - сказал Андрей, - вот теперь мне действительно пора идти, и что-то мне подсказывает, что в ближайшее время я буду занят ещё сильнее, чем до этого…
Написать книгу… Я должен написать книгу. То есть, никому я ничего такого конечно не должен. Всё обстоит намного хуже – я хочу написать книгу. Я думал об этом когда-то в юности, давно. И пришёл к выводу: нет сюжета. Сюжета не было, и нет его и поныне. Но. Есть давний писательский приём, позволяющий игнорировать всякое отсутствие фабулы: жизнеописания и мемуары всех сортов. И мне ничего не остаётся, как воспользоваться этой лазейкой, и попробовать свои силы. Я с таким искренним презрением (а иногда и с зашкаливающей неприязнью!) относился к творчеству современных авторов, что пришло наконец-таки время узнать, что же в этом смысле могу я сам.
Андрей сидел перед компьютером, положив ноги на подоконник, и уже по третьему разу перечитывал один и тот же абзац. Мысли его витали далеко, сосредоточиться он не мог, и только ощущал как внутренний отсчёт времени тихо шепчет ему: «чуть больше месяца, до старта продаж чуть больше месяца». Если я не успею что-то написать за этот месяц, сказал себе Андрей, то больше никогда не решусь пробовать свои силы в литературе. Причина даже не в том, что Год Писателя, по сути, единственный мой шанс попробовать быть писателем, не меняя основной профессии и не садясь на шею родственникам. Просто я насмотрелся на тех, кто растягивает написание своих эпопей на долгие годы, и знаю твёрдо: если тебе есть что сказать – скажи это не откладывая, не можешь – не морочь людям голову, и займись чем-нибудь другим. Так вот, если я не уложусь в оставшееся до начала продаж время, то сильно рискую стать именно таким графоманом с претензией. Потому, что меня постоянно будет что-то отвлекать, я буду находить себе отговорки, вроде того, что «сегодня погода не располагает к творчеству» и «у меня нет вдохновения».
Тщательно обдумав эту мысль, Андрей принял решение. Он сказал помощнику забрать все тексты, невзирая на их авторство; вычитать, отредактировать, написать к ним типовые рецензии и сами рецензии предоставлять Андрею по мере готовности, без текстов. Гора сразу же обрушилась с плеч, тем более, что Андрей сообразил – он может прочитать всё присланное (на предмет поиска там алмазов) и после окончания Года Писателя, никуда оно не денется. Очень собой довольный, Андрей поехал домой.
По дороге к дому Андрей продолжал быть доволен. Его переполняли творческие замыслы, он стал прикидывать будущее произведение в уме, раздумывал над порядком повествования и прочим подобным. И его охватывала какая-то неведомая ему прежде эйфория, и он думал, что наверное именно так и рождается в человеке третья важнейшая его составляющая – творчество. Мы предъявляем очень серьёзные требования к кандидатам в родственники, мы хотим, чтобы они непременно были людьми в самом полном, самом совершенном смысле. Но разве я сам о себе мог бы раньше сказать, что соответствую этим высоким стандартам? Я хорошо знаю, что такое любовь и разум, но творчество всегда обходило меня стороной. И только ли со мной это было так? Андрей стал размышлять о своих братьях и сёстрах, и ему пришлось признать, что да, увы, только лишь он один из всех них до сих пор не знал, что такое творчество. Вот что, оказывается, имела в виду бабушка, говоря о его инфантильности и нежелании взрослеть. Но теперь всё изменится, сказал он себе. Я сделаю нечто, чего до меня ещё никто не делал. В самом деле, семьи пестрят учёными - и их многотомными трудами, политиками – и их не менее многотомными социальными программами, прочими чиновниками, у которых есть всевозможные творческие хобби. Про тех, чьи профессии изначально являют собой творчество в чистом виде, можно даже не говорить. Есть даже несколько поэтов, как профессионалов, так и любителей. Но никто из родственников, как ближних, так и дальних, никогда не писал художественных произведений в прозе. Исключением можно считать только Виктора, но мне кажется, что он ещё не скоро решит снова что-либо написать, и таким образом ниша литературных экспериментов семей остаётся пустующей. И лично я считаю это огромным упущением, которое непременно нужно исправить.