Лишь с дамами, что разумом любви
Владеют, ныне говорить желаю.
Я сердце этой песней облегчаю.
Как мне восславить имя госпожи?
5 Амор велит: «Хвалений не прерви!»
Увы! я смелостью не обладаю.
Людей влюблять я мог бы — не дерзаю,
Не одолев сомненья рубежи.
Я говорю канцоне: «Расскажи
10 Не столь возвышенно о несравненной,
Чтоб, устрашась, ты сделалась презренной,
Но стиль доступный с глубиной свяжи.
Лишь благородным женщинам и девам
Теперь внимать моей любви напевам!
15 Пред разумом Божественным воззвал
Нежданно ангел: «О Творец Вселенной,
Вот чудо на земле явилось бренной[69];
Сиянием пронзает небосвод
Душа прекрасной. Чтоб не ощущал
20 Неполноты Твой рай без совершенной,
Внемли святым — да узрят взор блаженной»[70].
Лишь Милосердье защитит наш род.
Скажи, Господь: «Настанет скорбный год.
Ее душа с землею разлучится;
25 Там некто утерять ее страшится
Среди несовершенства и невзгод.
В аду он скажет, в царстве злорожденных, —
Я видел упование блаженных»[71].
Ее узреть чертог небесный рад.
30 Ее хвалой хочу я насладиться.
И та, что благородной стать стремится,
Пусть по дорогам следует за ней,
Сердца презренные сжимает хлад.
Все низменное перед ней смутится.
35 И узревший ее преобразится
Или погибнет для грядущих дней.
Достойный видеть — видит все ясней,
В смиренье он обиды забывает.
Ее привет все мысли очищает,
40 Животворит в сиянии огней.
Так милость Бога праведно судила:
Спасется тот, с кем дама говорила.
«Как воссияла эта чистота
И воплотилась в смертное творенье!» —
45 Амор воскликнул в полном изумленье:
«Клянусь, Господь в ней новое явил»[72].
Сравнится с ней жемчужина лишь та,
Чей нежный цвет достоин восхищенья[73].
Она пример для всякого сравненья,
50 В ее красе — предел природных сил,
В ее очах — сияние светил,
Они незримых духов порождают,
Людские взоры духи поражают,
И все сердца их лик воспламенил[74].
55 И на лице ее любовь алеет,
Но пристально смотреть никто не смеет.
Канцона, с дамами заговоришь,[75]
Прекрасными, как, верно, ты хотела.
Воспитанная мной, иди же смело,
60 Амора дочь, пребудешь молодой.
И тем скажи, кого ты посетишь:
«Путь укажите мне, чтоб у предела
Стремления хвалить я даму смела».
Не замедляй полет свободный твой,
65 Где обитает подлый род и злой,
Откройся тем, кто чужд забаве праздной,
К ним поспеши дорогой куртуазной.
Тебя немедля приведут в покой,
Где госпожа твоя и твой вожатый,
70 Замолвить слово обо мне должна ты».
Для того чтобы эту канцону сделать доступнее пониманию, я разделю ее с большим искусством, чем все ей предшествовавшие. Сперва я разделю ее на три части, так чтобы первая служила введением к последующему; во второй части я заключу само повествование, третья же явится как бы служанкой предыдущих слов. Вторая начинается так: «Пред разумом Божественным воззвал / Нежданно ангел...»; третья: «Канцона, с дамами заговоришь...» Первая часть содержит четыре подраздела: в первом я разъясняю, к кому я намереваюсь обратить слова о моей даме, не скрыв причину, к этому меня побуждающую; во втором я говорю, что я чувствую, размышляя о ее достоинствах, и как поведал бы о них, если бы не терял смелости; в третьем я открываю, как, по моему мнению, следует говорить о ней, чтобы страх мне не помешал; в четвертом, повторив еще раз, к каким лицам я обращаюсь, я открываю причину, заставляющую меня избрать именно их. Второй начинается: «Амор велит...»; третий: «Я говорю канцоне...»; четвертый: «Лишь благородным женщинам и девам...» Затем, когда я вымолвил: «Пред разумом Божественным воззвал / Нежданно ангел...», я начинаю повествование об этой даме. И эта часть имеет два подраздела: в первом я говорю, что о ней думают на небесах, а во втором — что думают о ней на земле, начиная: «Ее узреть чертог небесный рад». Вторая часть делится на два подраздела; таким образом, в первом я говорю о благородстве ее души, упомянув о некоторых ее чудесных проявлениях; во втором — о ее телесном благородстве и равным образом о ее красоте следующими словами: «Как воссияла эта чистота...» Вторая эта часть содержит также два подраздела: в первом я повествую о красоте, свойственной всему ее облику, во втором — о красоте, воссиявшей в ее облике, следующими словами: «...в ее очах — сияние светил...» Эта вторая часть делится на две: в одной я говорю о ее очах, источниках любви; во второй я прославляю ее уста, которые являются предельной целью Амора. И чтобы устранить всякий порочный помысел, я напомню читателю о том, что написано было выше, когда я говорил, как приветствие этой дамы, проистекающее от уст ее, стало пределом моих желаний в те времена, когда я мог ему внимать. Затем, после стиха: «Канцона, с дамами заговоришь...», я прибавляю станцу, являющуюся служанкою других. В ней я открываю, что я жду от канцоны. Так как последняя часть вполне понятна, я не буду утруждать себя дальнейшими разделениями, хоть и не сомневаюсь в том, что следовало бы прибегнуть к более подробному расчленению, чтобы читающие могли лучше уразуметь мою канцону. Все же если найдутся читатели, не одаренные достаточным разумом для того, чтобы ее понять с помощью тех делений, которые я уже обозначил, — я не стану сетовать. Пусть они ее отложат в сторону; я и так страшусь, что слишком многим я открыл ее смысл при помощи этих разделений и что она прозвучит для слишком многих ушей[76].
вернуться
...Вот чудо на земле явилось бренной... — Явление благороднейшей дамы напоминает легендарные явления Франциска Ассизского.
вернуться
...«Да узрят взор блаженной». — Данте предчувствует — Беатриче не останется долго на земле среди живых. У Бернарда Клервосского и Бонавентуры Данте вычитал легенду о том, что места в раю, оставшиеся пустыми после низвержения в преисподнюю Люцифера и его приспешников, пополняются святыми и праведниками: «...восстающий человек исправляет падение ангелов» (homo resurgens reparat ruinam angelicam). Данте и его друзья решили, что именно их дамы сердца, добродетельные, совершенные и прекрасные, призваны занять пустующие в небесах места! «Канонизация» прекрасных дам была произведена светскими людьми без благословения церкви.
вернуться
«В аду он скажет, в царстве злорожденных, — / Я видел упование блаженных». — Эти два стиха первой канцоны вызывали споры среди дантологов. Что значат malnati (злорожденные) в аду? Католическая церковь и сам Данте не могли бы примириться с мыслью о предварительном осуждении, нарушающем принцип свободы воли и личной ответственности за грехи. Барби полагал, что malnati значит «несчастные» (так, вслед за ним, переводит Андре Пезар — malheureux). Что значит некто (alcun) в предыдущих стихах: «Там некто утерять ее страшится»? Этот «некто» — Данте? Поэт, следовательно, уже тогда, когда писал канцону, т. е. при жизни Беатриче, предчувствовал свое нисхождение в ад. Быть может, эти строки возникли позже и были введены автором в первоначальный текст.
вернуться
...«Клянусь, Господь в ней новое явил». — Новое (cosa nova) в этом месте имеет значение «небывалое», «невиданное».
вернуться
Сравнится с ней жемчужина лишь та, / Чей нежный цвет достоин восхищенья. — Совершенный цвет жемчужины — белый: это цвет бледности, цвет Амора.
вернуться
...И все сердца их лик воспламенил. — См. у Гвидо Кавальканти: «Из глаз моей — я вижу — госпожи / Амора духи, исходя, пылают. / По-новому мне сердце услаждают».
вернуться
Канцона, с дамами заговоришь... — Персонификация поэтического произведения (канцоны, баллаты, сонета) встречается часто в провансальской и итальянской поэзии XII—XIII вв.
вернуться
...Я и так страшусь... что она прозвучит для слишком многих ушей. — Поэты «сладостного нового стиля» ограждали воспеваемое ими царство Амора от проникновения людей «грубых и неотесанных». Провансальские трубадуры XII—XIII вв. создали особый, «замкнутый стиль» (trobar clus), совершенным мастером которого был Арнаут Даниель. Ср. в «Пире» (1-я канцона): «Канцона, будут редки, мнится мне, / Те, кто твоим ученьем насладятся, — / Столь труден, столь возвышен твой язык».