Величественные процессии несли огромные копии того инструмента, который висел на груди у Астромена Нава и так озадачил Стэда, освещенные прожекторами, обкуриваемые благовониями сладковатых горящих ароматических палочек. Это был инструмент огромной мощи, говорили, что он направлял сад к его местоположению на Земле.
После торжественных ритуалов последует празднество.
Хотя ему было жаль пропустить зрелище всего этого великолепия и цвета, этого величия и традиций, в данный момент Стэд не жалел об этом. Вместо этого он увидит вакханалию Форейджеров.
Официально Форейджеры и Охотники тоже праздновали годовщину спуска Сада на Землю. Но на самом деле этот день за долгие годы вошел в традицию в более диких секциях лабиринта как день вольности и веселья, когда все запреты отбрасывались в сторону, и людьми правили вино, смех и беззаботность.
Охваченный волнением приготовлений, а затем лихорадкой праздника, Стэд даже немного забыл о своих поисках тех, кто следит за ним.
Праздник у Форейджеров начался почти так же, как тот первый и единственный вечер в обществе Контролеров, на котором был Стэд. Форейджеры, его товарищи, одели свои лучшие одежды и собрались в одном просторном зале. Здесь так же, как и у Контролеров, были накрыты столы и было много напитков. Правда, все это было не так роскошно, но недостаток роскоши нисколько не влиял на радостное настроение собравшихся. Веселые приветствия Форейджеров из других команд, светлые смеющиеся лица товарищей, все это поднимало настроение Стэда. И если тогда у Контролеров он был чужой, впервые входивший в их круг, то здесь он был свой и, казалось, никому не было дела до того, кем он был когда-то. Сейчас и здесь он был Форейджером, как и все они. Он так же рисковал своей жизнью и возвращался с полным мешком. И даже его встреча с Демоном, повергшая его в ужас и вызвавшая неудовольствие начальства, здесь воспринималась по-другому и вспоминалась лишь в добродушных шутках товарищей.
И точно так же, как на том вечере, Стэд обнаружил разительное отличие женщин. В экспедиции и Джулия, и Ханей ходили в таких же комбинезонах, как и мужчины, и их внешние отличия были не видны. На вечер же они пришли в нарядных платьях, которые наоборот подчеркивали и выделяли отличия их тел от мужских. Джулия с самого начала праздника оказалась вместе с Торбурном и уже не отходила от него. Они вместе пили, вместе танцевали, что-то говорили друг другу на ухо и вместе смеялись сказанному. Интересно, что никого из отряда это не удивляло.
Старый Хроник то веселился вместе с ними, то уходил к таким же как он старым Форейджерам, и тогда у них начиналось свое веселье.
Симс и Валлас, пообещав Стэду полный мешок удовольствий, не отходили от него и наливали и пили вместе с ним. С ними же был и Кардон. Но даже и в веселье он умудрялся сохранять хмурый и озабоченный вид. С ним была и Ханей, которая вела себя довольно странно. Казалось, она все время стремилась и старалась оказаться рядом со Стэдом, и в то же время то ли боялась, то ли ждала чего-то. Стэд же не мог даже себе объяснить, хочет ли он, чтобы Ханей была рядом с ним, как когда-то танцевала с ним Бэлль. Хочет ли он испытать еще раз те волнующие ощущения, когда его руки держали женское тело. Или он боится этого. Не мог понять он и некоторых шуток, какие время от времени бросали то ему, то Ханей его товарищи, от чего Ханей вдруг начинала смущаться, а Стэд нервничать. Что-то они все знали и понимали про него. И про Ханей. Чего не знал и не понимал он. Впрочем, от всего этого прекрасно избавляло вино. И уже через некоторое время все это стало занимать его гораздо меньше.
Веселье было в разгаре. Музыка, смех, веселые голоса, нарядные одежды и потешные костюмы, маски. От всего этого, как и от выпитого вина, у Стэда уже кружилась голова.
Пили во славу Бессмертного Существа, пили за удачную экспедицию и полные мешки, пили за хорошего лидера Торбурна, и за хорошего радар-оператора — Джулию. И за Старого Хроника, и за Симса и Валласа, и за Кардона, и за Ханей. И за удачное боевое крещение Стэда.
Изрядно захмелевший, преисполненный благодарностью и симпатией к этим прекрасным людям, не только Форейджерам, а ко всем людям Аркона, спасшим его и давшим ему вторую жизнь, Стэд предложил тост за людей Аркона. Его с воодушевлением поддержали. И тогда он предложил тост за Капитана и его команду, за идеальное общество Аркона… И что-то, видимо, сделал не то. Улыбки исчезли с лиц его друзей, и все как-то неловко замолчали, словно он сказал какую-то ужасную бестактность. А Кардон, тот вообще рассвирепел, словно увидел Йоба.
— Если тебе так дорога эта банда дармоедов, то почему ты здесь, Стэд? — казалось, еще чуть-чуть, и он ударит Стэда. — Иди к ним и избавь нас от необходимости портить себе праздник воспоминаниями об этих…
Стэд не знал, что же ужасного он сказал, что так рассердило его товарищей. Они, кажется, все были готовы схватить и вышвырнуть его. Даже Ханей отвернулась от него. Ну почему, почему никто не хочет ему ничего объяснить, и все ждут, что он будет поступать лишь так, как они хотят? Преисполненный обиды, Стэд резко повернулся и, не глядя по сторонам, выбежал из зала и помчался по лабиринту.
Он не смотрел, куда он сворачивал, поднимался, спускался, опять поднимался. Везде сверкали огни, шумели люди, праздник был в полном разгаре.
— Эй, парень! — Стэд не сразу понял, что это его окликают, — куда ты спешишь так, Форейджер? Выпей с нами. Ведь в принципе вы, Форейджеры, мало отличаетесь от нас, рабочих. Дайте ему кубок!
Стэд, еще не пришедший в себя, не раздумывая взял кубок и в один прием осушил его.
— Браво Форейджерам! — крикнул человек, остановивший его. Это был веселый толстенький человек, примерно такого же возраста, как Саймон, и чем-то даже похожий на него, хоть это был и рабочий. Стэд даже не заметил, как оказался в рабочем районе. Он еще не пришел в себя, он хотел что-то сказать, но то ли от бега, то ли от выпитого вина у него перехватило дыхание.
Он прислонился к стене, закашлявшись, тяжело дыша, чувствуя, как вино затуманивает его голову. А кругом кипела, шумела праздником жизнь. И ей не было дела до его личных проблем и обид.
— Еще вина! — выкрикнул тучный рабочий, яростно размахивая своим кубком. Стэд почувствовал глубокую симпатию к этому полному потному человеку. Если он не выпьет немедленно вина, это будет выше того, что может вынести смертный.
— Вина моему другу! — крикнул Стэд, туманно оглядываясь по сторонам, недовольный тем, что никто не подскакивает к ним с чашей наготове.
Тощий, подозрительного вида парень, ученик серебряных дел мастера, выступил вперед, небрежно плеснул вина в кубок толстяка, изрядно пролив на каменный пол. Следом за ним проскользнула девушка, подставила свои обнаженные руки под рубиновую струю, запрокинув голову, смеясь, раскрыв свои блестящие алые губы. Глаза ее сверкали так же, как блестящие капли вина, которые она слизывала с белизны своих Рук.
— Еще вина! — крикнул Стэд, бросаясь вперед.
Девушка обернулась со скоростью Рэнга, увидела его и издала грудной смешок. Она подставила руки под проливающийся поток вина, набрала расплескивающуюся пригоршню и повернулась к Стэду.
— Вот! Вот вино на благо твоей бессмертной души!
Едва ли понимая, что он делает, Стэд нагнулся и отпил теплое сладкое вино. Руки девушки дрожали у его рта. Затем они разошлись, и рубиновые капли каскадом упали на землю. Она засмеялась. Взглянув на нее, все еще нагнувшись, Стэд тоже рассмеялся.
Ее матовые каштановые волосы были посыпаны сверкающей пылью. Ее желтый корсаж с глубоким треугольным вырезом, прихваченный у шеи крупными красными пуговицами, наполовину сполз. Ее черная юбка, короткая и блестящая, была разорвана еще выше по разрезу. Она покачивалась перед ним, смеющаяся, растрепанная, распутная, непостижимая и… внезапно, живо напомнившая ему Бэлль.