– Подождите, не убивайте, господин начальник! – говорит в ответ старший механик лодки лейтенант Гвидо Белло – единственный, на мой взгляд, порядочный человек в этой офицерской своре. – Старшина третьего класса Бенедетто Кавалли не хотел сделать ничего плохого, а нож пытался спрятать по неразумию…
– Неразумие в наших условиях не может считаться смягчающим обстоятельством, – строгим тоном говорю я. – Мы тут лучше других знаем, как может быть опасен человек, не умеющий обуздывать свои мелкие хотения. Посмотрите вокруг. За исключением нашего маленького поселения, весь остальной мир пребывает в первобытном состоянии. Люди тут ходят в шкурах, используют орудия из камня, и каждый день и час сражаются с призраком голодной смерти. Тут нет места среди живых безответственным придуркам, не понимающим, что любые договоренности необходимо выполнять вне зависимости от своих желаний, а обман и неблагодарность являются тягчайшими преступлениями. Одержав победу, мы согласились оставить вас в живых и обращаться с вами по-человечески при том условии, что вы полностью разоружитесь и будете выполнять все наши указания. И что мы видим? С самого начала некоторые из вас стали пытаться нас обмануть. Но так дело не пойдет, и чтобы показать, что мы настроены чрезвычайно серьезно, голова этого оболтуса будет отрезана и насажена на пику, а его тело мы бросим в реку, и пусть она отнесет его к месту вечного упокоения.
Александр перевел эту мою торжественную речь, и Гвидо Белло заговорил вновь.
– Пощадите его, господин начальник, не знаю, как вас там зовут, – перевел мне Александр, – не ради этой вашей варварски жестокой справедливости, которая пожирает живых людей, а ради истинно христианского человеколюбия…
– Во-первых, синьор Белло, – сказал я, – вы можете называть меня синьор Орлов. Во-вторых – а вы сами думали о человеколюбии, когда топили торпедами невооруженные гражданские пароходы и расстреливали их из пушек? И даже если вы не стреляли по шлюпкам, эти утлые скорлупки в открытом море способны лишь продлить агонию спасающихся моряков – вроде того, как наш разговор сейчас продлевает ожидание смерти у того несчастного, который первый попался с ножом. Впрочем, сегодня я добрый, потому что для нас бой обошелся без малейших потерь. Вашему подчиненному пока сохранят жизнь – до решения нашего священника падре Бонифация, возьмет он к себе его еще одним монахом или нет. Однако до этого решения преступник может и не дожить. Если еще хоть у одного из вас найдут что-нибудь запрещенное, это будет означать, что мое милосердие не пошло впрок, и тогда мы казним всех грешников разом.
Когда Александр перевел мой ответ, лейтенант Гвидо Белло промолчал, чуть заметно кивнув, а вот командир подлодки (то есть бывший командир) Карло Альберто Тепати встрепенулся.
– Неужели у вас есть монастыри и священники, синьор Орлов? – с чисто итальянской эмоциональностью выкрикнул он. – Вы думаете, я не узнал тот язык, на котором вы разговаривали с этими адскими девами, расстреливавшими итальянских моряков как куликов на болоте? Ведь вы же русские! А значит, априори люди злые и неуступчивые, не верящие ни во что, кроме своего марксизма-коммунизма. Скажите мне, почему вы напали на нас с такой яростью, почему убивали нас без предупреждения, даже не попытавшись вступить с нами в переговоры?
– А разве в этих переговорах был смысл? – загораясь священной яростью, спросил я. – Разве вы согласились бы жить с нами в мире и согласии? Разве вы не пожелали бы использовать свое преимущество в тяжелом вооружении, чтобы под страхом разрушения всего, до чего смогут долететь ваши снаряды, захватить тут власть и самому сделаться господином этих мест, превратив всех нас в своих рабов? Как человек, ответственный за безопасность нашего народа, однажды я поклялся, что у нас будут только дружественные соседи, или же не будет никаких. И по мере своих сил я выполняю эту клятву. А еще, синьор Тепати, для меня вы являетесь врагом, которого я должен уничтожить, едва увидев его в прицеле, или взять в плен. И в этом «или» ваше счастье. Если бы вместо вас были немецкие нацисты, мальчики Деница, то с ними бы разговор у меня шел только о полном уничтожении. Уж поверьте, у меня нашлись бы способы изолировать их лоханку от доступа воздуха, после чего они все там передохли бы от удушья. И не думайте, что им помог бы запас воздуха в баллонах: у нас достаточно терпения, а еще ни одна субмарина не смогла продержаться на глубине несколько дней подряд.