«Мерседес» резко затормозил. Парень подъехал к пассажирской двери и нахально постучал в стекло. То покорно опустилось. Из джипа, выезжавшего следом, вышли Тимур и несколько кавказцев покрупнее.
– Ну, здравствуй, Зураб, – улыбнулся мотоциклист с угловатым лобастым лицом.
– Афганец, – разочарованно вздохнул пассажир и, не поворачиваясь, сказал водителю: – Зря тормозил. Поехали.
– Не торопись. Говорят, у тебя тачку разбили.
– Откуда знаешь?
– У афганцев везде глаза есть. Давай починю, и никаких вопросов.
– Чини. Только с деньгами что делать? Десять штук баксов из машины пропали.
Отставник рассмеялся:
– Мелко, Зураб-джан. А че не сто? Не лимон? Я лично этих денег не видел.
– Твое слово против моего. – Зураб посмотрел с презрением.
– Короче, Зураб, тачку я починю, а бабки… Я твое слово уважаю, но доказательств нет – извиняй.
– Как знаешь. – Кавказец кивнул на Саньку и родителей, выходящих из отделения. – Ты не отдашь – с них спрошу.
Стекло поднялось, и машина исчезла за поворотом.
Мать суетливо вынула из сумочки записную книжку.
– Надюш, – утихомиривал Федор жену, глядя то на часы, то по сторонам, – я уверен – все будет хорошо.
– Саш, ты, главное, не волнуйся. Мы тут унитаз бывшему полковнику милиции меняли…
– Это что, дядя Алик приехал? – заметив мотоциклиста, Санька, похоже, повеселел.
Зато Надежду появление брата явно не обрадовало.
Она строго посмотрела на мужа:
– Все-таки позвонил ему?
– Чего ты, Надюш? – засмущался Федор. – Как я мог? Просто удачное совпадение.
Отставник, широко улыбаясь, шел навстречу.
– Санчо, ну ты даешь, племяш! – Он дружески и медленно провел Сане кулаком по челюсти, будто ударил.
Мать вспылила:
– Ты вообще че делаешь? Тебе че надо?
– Мне – ничего. Со старыми знакомыми болтал. По вашему вопросу договорился.
– О чем? – Надежда измерила брата взглядом.
– Тачку их починю, и все нормально.
– А нам твоя помощь не нужна.
– Правда? Ой, что я наделал! – Алик достал телефон, набрал случайный набор цифр и проговорил в трубку: – Зураб-джан, давай все отмотаем!
– Не смешно. Понял? – Надежда до сих пор находилась на грани истерики и отчаяния.
– Да ты улыбнись, сестренка! У тебя уже морщины выросли!
– Дурак какой-то! – возмутилась Надежда.
Однако Федор расцвел:
– Друзья! А поедемте к нам! Выпьем чаю, съедим по куриной ножке. В конце концов, у нас Алик давно не был.
– Мы тебе сколько должны? – ворчала Санькина мать. Она пока что не верила, что все может разрешиться.
– Одной спасибы хватит.
– Нам бандитские деньги не нужны. Мы честная семья с репутацией. И таким, как он, мы должны не будем. Сколько?
Алик скривился.
– Штука баксов.
– Ух ты… – опешил Федор. – Надь…
– Я все отдам. Под расписку. – Надежда полезла в сумочку.
– Ну-ну. Номер паспорта и печать не забудь, – кинул Алик и развернулся к мотоциклу.
– Ты… Ты вообще… куда пошел? – крикнула Надежда вдогонку.
– По почте пришлешь! – махнул рукой афганец. – Санчо, дядя Федор. Держитесь! – Алик завел мотоцикл.
– Ты отца навестить не хочешь?! – громко добавила Надежда, но мотоцикл зарычал и унесся за угол.
Едва переступив порог, Надежда, не разуваясь, кинулась в комнату. Из книг, шкатулок и тайников на стол перекочевали все отложенные сбережения и даже драгоценности.
Надежда взяла фарфоровую копилку с полки и разбила об пол.
Вика вбежала в комнату и увидела бело-голубые осколки на ковре:
– Мамочка, это же моя копилка!
Надежда выбирала мелочь, рассыпавшуюся по ковру.
– Солнышко мое, конечно, твоя копилочка! Просто у нашей семьи сейчас очень сложное экономическое положение. А за это скажи братику спасибо. Вот он стоит, скажи спасибо. А еще, солнышко мое, нам нужны денежки. А твой папа почему-то не хочет… Вот не хочет он зарабатывать! Потому что он гордый у нас! И у него любимое дело! А всю черную, грязную работу делает мама, солнышко мое.
Вика заплакала.
– Что у нас здесь? Щас посмотрим. Ага, сережечки. Нравятся сережечки? Хорошие? Смотри, и мне нравятся. – Она оглянулась на мужа и Саньку. – Придется продать. А браслетик вам как? И мне тоже приглянулся. – Очередной укоризненный взгляд. – Но придется продать. И орден дедовский, конечно, надо продать! И вот это все! – Надежда замерла, опустилась на стул, закрыла лицо руками и мягко попросила Вику: – Солнышко мое, прости меня, пожалуйста. Ладно?
Федор прижал дочь к себе:
– Все-все-все, иди сюда. – Он собрался с мыслями и обратился к жене: – Надь… Я пойду с тобой на рынок работать.