Ведя беседу, или дзёдо, наставник обычно не выпускал из рук палку длиной примерно три фута. По временам он взмахивал ею в воздухе, желая привлечь внимание слушателей к самым важным местам проповеди. А бывало и так, что любопытствующий ученик получал чувствительный удар. Видимо, учитель чувствовал, что, медитируя, монах достиг такого состояния, когда разум его словно бы застывал, и тогда шло в ход это болезненное, но действенное средство. Конечно, не каждый монах отличался исключительным умом, а иной просто хотел выделиться перед своими товарищами, и удар мастера или оживлял ленивца, или усмирял слишком уж ретивого.
Этой пресловутой палке в западных изложениях дзэн уделяют, на мой взгляд, неоправданно много внимания. В руках старых мастеров она была средством обучения, и не более, и современные мастера используют ее точно так же. А вот длинную палку, которую держит в руках главный монах, надзирающий за сидячей медитацией, дзэн-буддисты считают мечом Манджушри — бодхисаттвы, воплощающего собой непостижимую разумом мудрость. Сняв палку с ритуального крюка, монах застывает в глубоком поклоне перед святилищем Манджушри, которое есть в каждом буддийском зале для медитации. С этой минуты, пока монах не поклонится в последний раз и не возложит палку на алтарь перед бодхисаттвой, он является воплощением Манджушри. Если главный монах вынужден был прибегнуть к помощи палки, чтобы пробудить сонного или невнимательного брата, после удара оба почтительно кланяются друг другу. Монах, который наносит удар, не таит в душе злобы, а тот, кому нанесен удар, ощущает лишь благодарность.
Во времена раннего дзэн монахи и люди, приходившие в горные храмы в поисках наставлений, должны были решать поистине жгучие духовные проблемы. Они стремились к обретению просветления с огромным рвением. Обретение просветления стало для многих вопросом жизни и смерти, и люди отдавались ему телом и душой. Усердие учеников и глубокое религиозное понимание истин дзэн наставниками времен династий Тан и Сун подарили миру россыпи блестящих мондо, вопросов и ответов, в которых раскрыта вся глубина и мудрость дзэн. Эти мондо, а также немало бесед и проповедей дошли до нас в записях, сделанных ближайшими учениками наставников.
Время шло, и пламенное стремление к истине стало постепенно угасать. Да, все так же сотни учеников окружали наставников, паломники стекались в монастыри, но ни у кого уже не было потребности в успокоении духа, а следовательно, и нужды в спонтанных обменах вопросами и ответами. Наставники все реже читали свои собственные проповеди и мондо, все чаще обращались к наследию своих предшественников и толковали его точно так же, как это делали в свое время их учителя. Чтобы пробудить в учениках «дух узнавания», наставники задавали им старые мондо, ответы на которые надо было найти во время медитации. К ним добавлялись выдержки из сутр (писаний) и истории из жизни учителей прошлого, в которых, как считалось, были заключены некие истины. Тем самым постепенно образовался комплекс «вопросов для медитации» — гун-ань по-китайски или коан по-японски, — большую часть которых с той же целью до сих пор предлагают своим ученикам наставники школы риндзай-дзэн. Мне не известно, когда именно прекратились публичные собеседования учителя и ученика в собрании монахов и когда им на смену пришло такое несколько умозрительное средство, как коан. В наши дни обучение происходит в виде частных бесед, и то, что передается во время сандзэн — так называются они по-японски, — оба держат в строжайшем секрете.
Слово «коан» пришло из области китайского права и сначала означало «случай», т. е. дело, решение по которому служило прецедентом для дальнейших дел такого же рода. В дзэн коаны используются двояко: они есть и средство пробуждения интуиции человека, и способ определения глубины этой интуиции. Коаны нельзя решить с помощью интеллектуального размышления. Для их решения ученик погружается в особый вид медитации, называемый по-японски куфу, погружается для того, чтобы достичь того уровня интуитивного понимания, на котором находится наставник, произносящий слова коана. Поднявшись на эту высоту, ученик постигает смысл коана и разрешает его почти так же, как и все его предшественники. Каждый коан имеет так называемый «классический» ответ, по которому наставник и проверяет ученика, и если ответы совпадают, считается, что ученик решил, или «сдал», коан.
Первоначально в том, как коаны предлагались ученикам, не было никакого порядка. У каждого наставника были свои мондо и истории, которые передавались в его учительской линии, или в «доме», и учитель по своему усмотрению выбирал те из них, которые лучше всего могли бы пробудить или углубить внутренний мир ученика. Но уже в Мумонкане, сборнике коанов времен поздней Сун, известном многим из вас под названием «Застава без ворот», можно заметить некоторое подобие системы их изложения.
Во времена династии Сун японские дзэнские монахи начали ездить в Китай, чтобы получить знания в китайских монастырях, а китайские наставники в свою очередь появились в Японии. И китайские мастера, и возвращавшиеся в Японию японские монахи располагали текстами коанов, которые они постигали у собственных наставников и которые они использовали для наставления своим японским ученикам. В конце XVII в., когда японский дзэн переживал сильнейший упадок, пламенный и яркий японский проповедник Хакуин-дзэндзи отправился в странствие по разным частям страны, имея намерение под руководством немногих истинных учителей постичь настоящие китайские коаны, объединив все их в целостную систему. Всего Хакуин собрал семьсот или восемьсот коанов, некоторые сочинил сам, и так удачно, что до сих пор его коаны — единственные коаны некитайского происхождения — задаются ученикам для решения. Свои знания Хакуин передавал многочисленным ученикам, а они в свою очередь составили свод коанов, который по сей день используется наставниками риндзай-дзэн. Конечно, нынешние дзэнские роси не так строго соблюдают порядок, установленный Хакуином, потому что у каждого ученика свои индивидуальные потребности, а у каждого наставника свои предпочтения, но в целом со времен Хакуина-дзэндзи изучение коанов следует упорядоченной, последовательной системе.
Кто же эти дзэнские учителя и наставники? Какова роль, которую они сыграли в долгой истории дзэн и продолжают играть сегодня? В самом начале, подобно тому как медитация считалась главным видом практики, прямая передача знаний от ученика к учителю полагалась необходимой для интуитивного постижения Единого. Принято говорить, что Будда Шакьямуни передал свою Дхарму, т. е. учение об Этом, или об окончательной истине, если пользоваться буддийскими терминами, своему ученику Кашьяпе; Кашьяпа в свою очередь передал его Ананде, потом многочисленные индийские ученики и учителя донесли его до Бодхидхармы и в конце концов до Хуэй-нэна (Эно), шестого китайского патриарха дзэн. Хуэй-нэн имел множество учеников, которым он передал свою Дхарму. Двое из них стали основателями важнейших направлений учения дзэн в Китае и Японии, и они успешно развиваются до сегодняшнего дня.
Что такое передача учения? Когда ученик так же глубоко и полно, как его учитель, осознал Истину, когда оба они увидели ее внутренним взором, «сдвинув брови», как написано в старых текстах, наставник как бы накладывал печать на понятое учеником, удостоверяя таким образом приобретенный им опыт. Только после этого ученик считался готовым учить других и получал право, в свою очередь, передавать Дхарму, иначе говоря, «удостоверять» понимание уже своего ученика.