При последних словах глаза Регала округлились. Некоторое время мы все тяжело дышали, молча глядя друг на друга. Когда Регал заговорил, его голос звучал так, как будто у него в горле застрял кусок черствого хлеба.
— Ты говоришь обо всем этом при мальчике? О том, чтобы использовать его как… Думаешь, он не припомнит твои слова, когда вырастет?
Король засмеялся, и этот звук зазвенел, отлетая от каменных стен Большого зала.
— Припомнит? Конечно припомнит. Я на это и рассчитываю. Посмотри в его глаза, Регал. В них ум и, возможно, даже склонность к Силе. Я был бы невероятно глуп, если бы попытался солгать ему, и ещё более глуп, если бы начал его обучение без всякого объяснения. Не следует оставлять его сознание открытым для тех семян, которые там могут посеять другие. Не так ли, мальчик?
Он все время смотрел на меня, и я внезапно понял, что выдерживаю его взгляд. Пока он говорил, наши взгляды были скрещены и мы читали мысли друг друга. В глазах этого человека, который приходился мне дедом, светилась безупречная честность. От такой предельной честности становилось не по себе, но зато я знал, что всегда смогу рассчитывать на неё. Я медленно кивнул.
— Подойди сюда, — велел король.
Я осторожно шагнул к нему. Когда я подошел, дед опустился на одно колено, чтобы смотреть мне прямо в глаза. Шут торжественно встал на колени около нас, переводя серьезный взгляд с одного лица на другое. Регал свирепо смотрел на всех нас с высоты своего роста. В то время я совершенно не улавливал иронии того, что старый король оказался на коленях перед незаконнорожденным внуком, так что я торжественно стоял, когда он взял пирог из моей руки и бросил его щенкам, пришедшим вместе со мной. Король вынул булавку из шелковых складок у шеи и торжественно проколол ею простую шерстяную ткань моей рубашки.
— Теперь ты мой, — сказал он, и это заявление было для меня гораздо важнее, чем вся кровь, текущая по нашим жилам. — Тебе незачем теперь подбирать объедки — я буду содержать тебя и буду делать это хорошо. Если какой-нибудь мужчина или женщина когда-нибудь захочет обратить тебя против меня, предлагая тебе больше, чем я, — приходи, расскажи мне об этом, и я обдумаю твои слова. Тебе не придется жаловаться на мою скупость, и если тебе вздумается предать меня, ты не сможешь объяснить это тем, что с тобой здесь дурно обращались. Ты мне веришь, мальчик?
Я кивнул, по старой привычке — молча, но карие глаза короля требовали большего.
— Да, сир.
— Хорошо. Я отдам несколько распоряжений относительно тебя. Надеюсь, у тебя не будет возражений. Если некоторые из них покажутся тебе странными, поговори с Барричем. Или со мной. Просто подойди к двери моей комнаты и покажи эту булавку. Тебя впустят.
Я посмотрел вниз, на красный камешек, лежавший в серебряном ложе.
— Да, сир, — снова выдавил я.
— Ага, — сказал он тихо.
Я почувствовал ноту сожаления в его голосе и подумал: о чем это он? Взгляд короля отпустил меня, и внезапно я снова стал видеть все, что меня окружало: Большой зал, щенков и Регала, наблюдающего за мной с отвращением на лице, и шута, с энтузиазмом кивающего в своем бессмысленном подражании. Потом король встал. Когда он отвернулся, меня пронзил холод, как будто я внезапно сбросил плащ. Это был мой первый опыт общения с Силой в руках мастера.
— Ты ведь меня не одобряешь, Регал? — Тон короля был тоном доброжелательного приглашения к беседе.
— Мой король может делать все, что пожелает. — Это было сказано сердито.
Король Шрюд вздохнул:
— Ты не ответил на вопрос.
— Моя мать, королева, безусловно, не одобрит. Ваша благосклонность к мальчику будет выглядеть так, как будто вы признали его. Это может внушить ему всякие мысли — и другим тоже.
— Тьфу. — Король хихикнул, словно сказанное позабавило его.
Регал мгновенно вышел из себя:
— Моя мать, королева, не согласится с вами. Она будет недовольна. Моя мать…
— Она не соглашается со мной и недовольна мной уже несколько лет. Я уже почти перестал замечать это, Регал. Она будет хлопать крыльями и кудахтать и снова угрожать мне, что вернется в Фарроу и будет там герцогиней, а ты — герцогом после неё. А если очень рассердится, то сообщит мне, что, если она это сделает, Тилт и Фарроу поднимут восстание и станут отдельным королевством, а она будет там королевой.
— А я — королем после неё! — вызывающе добавил Регал.
Шрюд кивнул, как бы в ответ на собственные мысли.
— Я так и знал, что она заразила тебя чем-то подобным. Слушай, мальчик. Она может ругаться и швырять посуду в слуг, но больше ничего. Ей прекрасно известно, что лучше быть королевой мирного королевства, чем герцогиней восставшего герцогства. И у Фарроу нет никаких причин восставать против меня, кроме тех, которые она сама придумала. Её амбиции всегда превышали её возможности. — Он замолчал и посмотрел прямо на Регала. — Это её самая плачевная ошибка.