Но когда я метнулся к задней двери кухни, на мое плечо опустилась тяжелая ладонь Баррича.
— Этого больше не будет, — сказал он твердо. — Это годится для солдат, садовников и прочих. Есть зал, где едят благородные господа и их личные слуги. И теперь ты будешь есть там.
И, сказав это, он втолкнул меня в темную комнату, где господствовал длинный стол. Во главе этого стола стоял ещё один, повыше. Столы ломились от самых разнообразных яств, вокруг сидело множество людей на разных стадиях трапезы. Потому что когда король, королева и принцы не присутствовали за Высоким столом, как сегодня, никто не придерживался этикета. Баррич подтолкнул меня к месту по левому краю стола, чуть ближе к Высокому столу, чем середина. Сам он ел с той же стороны, но дальше от королевских мест. Я был голоден, и никто не смотрел на меня достаточно пристально, чтобы я почувствовал себя не в своей тарелке, так что я быстро справился с обильным завтраком. Еда, которую я воровал на кухне, была горячее и свежее, но такие мелочи не много значат для растущего мальчика, и я хорошо подкрепился после долгого голодного утра. Набив живот, я начал подумывать о некой песчаной насыпи, прогретой послеполуденным солнцем и усыпанной кроличьими норами, где щенки и я часто проводили сонные послеобеденные часы. Я начал вставать из-за стола, но неожиданно у меня за спиной оказался незнакомый мальчик.
— Господин?
Я оглянулся, чтобы понять, с кем он разговаривает, но все остальные склонились над тарелками. Мальчик был выше меня и старше на несколько лет, так что я удивленно смотрел на него снизу вверх, когда он, глядя мне прямо в глаза, повторил:
— Господин? Вы уже закончили трапезу?
Я наклонил голову, слишком удивленный даже для того, чтобы говорить.
— Тогда вы должны пойти со мной. Меня послали за вами. На площадке для упражнений с оружием вас ожидает Ходд. Если, конечно, ваши уроки у Баррича на сегодня уже окончены.
Баррич внезапно появился рядом и изумил меня, опустившись передо мной на одно колено. Он одернул мой камзол и пригладил волосы со словами:
— Похоже, занятия на сегодня окончены. Не смотри так удивленно, Фитц. Неужели ты думал, что король не хозяин своему слову? Вытри рот и шагай. Ходд более строгий учитель, чем я. Опоздания недопустимы, так что давай поторапливайся. Брант отведет тебя.
С упавшим сердцем я повиновался. Следуя за мальчиком, я пытался вообразить наставника более строгого, чем Баррич. Даже думать об этом было страшно.
Выйдя из зала, мальчик быстро отбросил изысканные манеры.
— Как тебя зовут? — спросил он, пока мы шли по покрытой гравием дорожке к тренировочным площадкам.
Я пожал плечами и отвернулся, делая вид, что испытываю интерес к кустарнику, окаймляющему дорожку.
Брант понимающе фыркнул:
— Ну, должны же тебя как-то звать. Как тебя зовет этот колченогий старик?
Откровенное пренебрежение мальчика к Барричу так удивило меня, что я выпалил:
— Фитц. Он зовет меня Фитц.
— Фитц? — Послышалось тихое ржание. — Да, это он может. На язык-то он острый, старый кривоног.
— Ему кабан ногу покалечил, — объяснил я.
Мальчик говорил так, словно хромота Баррича была какой-то глупостью, которую он выставлял на всеобщее обозрение. Почему-то я чувствовал себя уязвленным его насмешками.
— Да, знаю. — Он снова фыркнул, на сей раз — презрительно. — Распорол прям до кости. Здоровый старый секач чуть не сшиб Чива, да только ему Баррич подвернулся. Баррич да ещё полдюжины собак, я слышал.
Мы прошли через проход в увитой плющом стене, и перед нами внезапно возникли учебные корты.
— Чив думал, что остается только прикончить эту свинью, когда она подпрыгнула и бросилась на него. В пику вцепилась, говорят.
Я шел по пятам за мальчиком и ловил каждое его слово, когда он внезапно повернулся ко мне. Я был так огорошен, что чуть не упал на спину. Мальчик засмеялся.
— Наверное, год у Баррича плохой. Все несчастья Чивэла на него валятся. Он взял смерть Чива да сменял её на свою хромую ногу, вот что люди говорят. А потом он взял принцева щенка да сделал его любимчиком. Вот только в толк не возьму, с чего вдруг тебя собрались учить военному делу. Да ещё и лошадь дали, я слышал.
В его тоне было нечто большее, чем зависть. Так я узнал, что некоторые люди воспринимают чужую удачу как личное оскорбление. Я чувствовал его растущую враждебность, как будто не спросясь зашел на собачью территорию. Но собаку я мог успокоить по поводу своих намерений, мысленно прикоснувшись к её разуму. Что же до Бранта, то тут была только враждебность, поднимающаяся как буря. Я подумал, собирается ли он ударить меня и чего ждёт в ответ — бегства или удара. Я почти решил бежать, когда высокая фигура, одетая в серое, появилась за спиной у Бранта и крепко схватила его за воротник.