— О, ради Са, Гест! Она не единственная женщина в Удачном, которая не может зачать! Почему, как ты считаешь, это место называют Проклятыми берегами? Здесь не в каждой семье есть даже наследники родового имени, не говоря уж о большем! Никто не думает о вас ничего плохого, разве что сочувствуют вам! Посмотри на других горожан! Ты не одинок. А что касается путешествия, я уже сказал тебе, как все можно уладить: отвези её сам. Или найди ей спутника, если уж не можешь позволить себе сопровождать её. Это так легко!
— Что ж, отлично! — вскричал Гест. Как это водилось за ним, спор с Седриком мгновенно обернулся вспышкой гнева. — Я позволю ей ехать. Я позволю ей отправиться в Дождевые чащобы и ублажить свою несчастную душу грезами о драконах и Старших. Я позволю ей черпать монеты из моего кошелька, который она, видимо, считает бездонным. И ты прав, дорогой мой Седрик. Я без всякого труда найду ей подходящего спутника. Ты не раз говорил, каким замечательным другом она была тебе! Так что ты, конечно же, будешь рад поехать в Дождевые чащобы вместе с ней. Очевидно, тебе наскучило быть секретарем у такого бесчестного и эгоистичного человека, как я. Так послужи Элис. Побудь её секретарем. Веди для неё записи, таскай её мешки. Выискивай в грязи драконьи чешуйки. Это на целый месяц избавит меня от необходимости видеть тебя! А я намерен отправиться в поездку по собственным делам. И кажется, мне придется для этого поискать себе более приятного компаньона.
С таким видом, будто вопрос решен, Гест прошел через комнату и снова уселся за письменный стол. Взяв перо, он принялся изучать лежащие на столе бумаги, словно напрочь позабыл о существовании Седрика.
На миг Седрик лишился дара речи. Потом выдохнул:
— Гест, не может быть, чтобы ты это серьезно!
Но друг не ответил, и Седрик с неотвратимой ясностью понял, что он был совершенно серьезен.
Семнадцатый день месяца Всходов, шестой год Вольного союза торговцев.
От Эрека, смотрителя голубятни в Удачном, — Детози, смотрительнице голубятни в Трехоге.
От Совета торговцев Удачного Советам торговцев Дождевых чащоб в Трехоге и Кассарике
В послании — расследование по поводу недавних слухов и предположений относительно здоровья и благополучия молодых драконов и их ценности в качестве живого товара или предметов торговли (со ссылками на наш изначальный договор с Тинтальей).
Детози, я был рад встрече с твоим дядей Бэйдоном. Он с похвалой отзывался о тебе, к тому же располагает немалыми познаниями о голубях. Я послал с ним два мешка превосходно высушенного желтого гороха, чтобы он передал их тебе. По моим наблюдениям, от этого корма оперение птиц становится пышнее. Надеюсь, слухи о том, что драконов придется убить из-за вспыхнувшей среди них болезни, ложны.
Глава 8
Тимара всегда чувствовала себя не в своей тарелке, встречаясь с незнакомыми людьми. Они обязательно окидывали её взглядом с ног до головы и тут же осознавали, что ей не следует жить на свете. Тем более тяжело было стоять одной перед собранием самых уважаемых торговцев Дождевых чащоб и отвечать на их вопросы. Торговцев было восемь, большинство — мужчины, уже достигшие средних лет, все в официальных одеждах. Они восседали в массивных креслах из темного дерева за длинным столом.
Прием кандидатов шёл в роскошной палате. Это был Зал торговцев Дождевых чащоб, здание старинное и настолько близкое к земле, что больше походило на джамелийский особняк, чем на обычный для Дождевых чащоб дом. Пол под ногами, стены и потолок — все было сделано из толстых досок. Тимара никогда не видела такого тяжелого и прочного строения. Им с отцом пришлось проделать долгий путь вниз, чтобы попасть сюда. Отец ждал её снаружи. Такое громоздкое сооружение могло быть построено у основания нижней и прочной ветви. Тимара все время чувствовала мощь окружавших её стен, но вместо ощущения защищенности возникала тревога — девушке не давала покоя мысль, что здание в любой момент может рухнуть вниз. Сам воздух в зале казался застоявшимся и неподвижным.
Только двое из собравшихся время от времени решались прямо взглянуть на Тимару. Остальные смотрели в сторону, или поверх её головы, или же на бумаги, разложенные перед ними на столе. Одним из этих двоих был Моджойн, глава собрания. Он смерил девушку взглядом, ясно давая понять, что думает о ней, а потом без обиняков спросил: