— Нам сказали, что мы должны помогать драконам находить пропитание. Но здесь нет дичи, — заметил Татс.
Девочка лет двенадцати придвинулась чуть поближе к их троице.
— Я слышала, что перед отбытием нам дадут рыболовные снасти и охотничьи копья, — робко сказала она.
Тимара улыбнулась ей. Тощая девчонка. С черепа, покрытого розовыми чешуйками, свисают жидкие пряди светлых волос. Глаза медно-карие — возможно, когда она повзрослеет, их цвет станет чисто-медным. Рот почти безгубый. Тимара взглянула на руки девочки. Самые обыкновенные ногти. Сердце дрогнуло от жалости: вероятно, девочка родилась почти нормальной и, лишь достигнув подросткового возраста, начала меняться. Иногда такое случается. Тимара хотя бы всегда знала, кто она такая. Поэтому никогда не мечтала, что выйдет замуж, родит детей… В отличие, наверное, от этой бедолаги.
— Меня зовут Тимара, это Татс, а вот он — Рапскаль. А как твое имя?
— Сильве. — Девочка смотрела на Рапскаля, он улыбался ей. Придвинувшись ещё ближе к Тимаре, она спросила, понизив голос: — Мы что, единственные девушки в этом отряде?
— Мне кажется, я видела ещё одну. Лет пятнадцати, светловолосая.
— Наверное, это была моя сестра. Она приходила, чтобы подбодрить меня, — Сильве откашлялась. — И чтобы отнести выданные мне вперед деньги домой. Там, куда мы идём, деньги мне не понадобятся, а моя мать очень больна. Может быть, этого хватит ей на лекарства.
В голосе девочки прозвучала невольная гордость. Тимара кивнула. Мысль о том, что они с Сильве оказались здесь одни среди парней, тоже несколько беспокоила её. Но она скрыла тревогу за улыбкой.
— По крайней мере, нас двое, и мы можем вести умные разговоры друг с другом!
— Эй! — протестующе воскликнул Татс.
А Рапскаль просто воззрился на неё, переспросив:
— Что? Я не понял.
— А здесь нечего понимать, — заверила его Тимара.
Потом повернулась к Сильве и возвела глаза к небу, одновременно косясь на Рапскаля. Девочка улыбнулась, потом неожиданно вскочила на ноги:
— Смотрите! К нам идут, чтобы отвести нас посмотреть на драконов.
Тимара медленно поднялась на ноги. Мешок, взятый из дома, уже был у неё за спиной, а тот, что выдали здесь, висел на плече.
— Наверное, нам пора, — негромко сказала она.
Взгляд её невольно обратился вверх, к кроне, к дому. Тимара удивилась, но не очень, увидев, что её отец стоит на широкой лестнице, обвивающей огромный ствол дерева, и смотрит на неё. Девушка помахала ему рукой, прощаясь и давая понять, что ему следует идти домой.
Татс проследил за её взглядом и тоже замахал рукой в ту сторону, а потом закричал во весь голос:
— Не беспокойся, Джеруп! Я за ней присмотрю!
— Ты присмотришь? За мной? — хмыкнула Тимара, стараясь произносить слова достаточно громко, чтобы отец услышал.
Затем, в последний раз взмахнув рукой, она повернулась и пошла за остальными.
Путешественники направлялись к причалу, где стояли лодки, на которых им предстояло плыть вверх по реке, от Трехога к Кассарику, к драконьим угодьям.
— Мне сдается, с ним что-то неладно.
Лефтрин почесал щеку. Надо было побриться, но в последнее время кожа на скулах и вокруг нижней челюсти стала покрываться чешуей. Чешуйки — это вполне терпимо, только бы росли побыстрее. А вот волосы на лице Лефтрина раздражали. К несчастью, попытки брить щетину поблизости от чешуек обычно заканчивались множеством мелких противных порезов.
— Он не тот, что прежде.
Целых два замечания, одно за другим! В устах Сварга это стоило целой речи. В ответ Лефтрин лишь пожал плечами.
— Он и должен был измениться. Мы знали, что так будет. Он тоже это знал и принял. Он этого хотел.
— Ты уверен?
— Конечно уверен. Смоляной — мой корабль, живой корабль моей семьи. Мы связаны, Сварг. Я знаю, чего он хочет.
— Я провел на его палубе почти пятнадцать лет. Я ему тоже не чужой. Ему… вроде как не терпится. Словно он ждёт чего-то.
— Кажется, я знаю чего.
Лефтрин взглянул на реку. Наверху, где виднелась широкая полоса открытого неба, сияли звезды. По обеим сторонам над рекой склонялись, словно пытаясь получше рассмотреть её, высокие деревья Дождевых чащоб. Кругом царили мир и покой. Слышались обычные для ночного времени звуки: птичий пересвист, голоса зверей. За кормой «Смоляного» бурлила вода — баркас неспешно шёл вверх по реке. От палубной надстройки падали желтые лучи лампы. Команда ужинала. Постукивание ложек о тарелки, приглушенные разговоры и запах свежего кофе доносились до кормы. Беллин что-то сказала, Скелли засмеялась — негромко и по-дружески. Смешок Большого Эйдера вплелся в их веселье, точно подводное течение.