Внезапно, ощущение облака, как твёрдого препятствия пропало. По его поверхности вздулась сеть протяжённых выпуклостей. Они перекатывались, как мускулы на рёбрах атлета, сливаясь в утолщающийся бугор на уровне плоскости полёта. Бугор напухал, наливался какой-то скрытой силой, его вершина заострялась и вытягивалась. Максим видел сквозь толщу бугра концентрирующиеся световые пятна. Ещё не отдавая себе отчёта, он инстинктивно потянул ручку управления в бок, для ухода. Свет поплыл вниз из поля обзора. Боковым зрением Максим увидел, что бугор извёрг из себя, сужающийся к концу вихрь. Сначала он забился беспорядочными изгибами, а потом потянулся к вертолёту. «Свихнувшийся пылесос» — чертыхнулся Максим, дёргая рычаг «шаг-газ». Турбины рыкнули, выдавая добавочную мощь винтам, но желаемого увеличения скорости не получилось, словно невидимая рука, захватила машину и разворачивала вопреки всем законам аэродинамики. Вихрь опять оказался точно с левой стороны, прямой, как натянутая струна. Прикинув его направление, Максим понял, что он утыкается в корпус вертолёта, где-то сразу за фонарём кабины. Вблизи было видно, как с бешеной скоростью несутся по нему, закручивающиеся искры разрядов.
Глаза отказывались верить очевидному факту — эта бушующая кишка из водяного пара, электричества и воздуха, явно противостояла богатырской тяге вертолёта. Мало того, Максим понял, что его начинает подтаскивать к облаку. Под наушниками головных телефонов уши предательски вспотели, взмокшая рука судорожно сжала ручку управления. Резко развернуть вертолёт на месте не удалось. Сверху, на загарпунивший его смерч, спикировал серебряный диск. Острый край наискось вспорол темную массу. В месте соприкосновения, облачная плоть разлетелась рваными ошмётками. Это было последнее, что чётко увидел Максим. Из диска вырвалась ослепительная молния, и ударила в стекло кабины. Остро запахло жжёной резиной, а в лицо ударил холодный, полный влаги воздух. Раскатистый гром сотряс тело, вплоть до вжатого в сиденье кобчика.
— Всем, кто меня слышит! Я, борт 710, терплю бедствие. Получил удар молнией, разгерметизация кабины. — заорал Максим в микрофон.
Вертолёт тряхнуло и резко бросило в сторону от облака. Перед глазами плыли слепящие росчерки, но он смог развернуть вертолёт и полетел прочь от грозы. В телефонах потрескивало и шелестело, но, тем не менее, размеренный голос произнёс:
— Пункт управления в/ч 1610 борту 710. Слышу вас хорошо. Наблюдаю на радаре. Выйдите из грозы на вынужденную посадку. При приземлении сообщите координаты, вышлем помощь.
«Вот спасибо тебе товарищ Соколов, за твоих соколов!»: помянул он добрым словом министра обороны и вояк неизвестной в/ч. На душе сразу стало тихо и спокойно — моя армия меня бережёт.
— Вас понял, ПУ в/ч 1610, конец связи!
Вертолёт хорошо слушался управления, только оплавленная дырка в стекле, с кулак величиной, напоминала о недавнем происшествии. Тем не менее, рисковать не хотелось, повреждение могло сказаться в любую минуту. Лес внизу очень кстати поредел, и впереди замаячила проплешина поля. Максим снизился, присматривая удобное место, а потом решительно повёл «Ка» на посадку.
Винты перестали гнать морщины волн по морю низкой травы, двигатели обиженно поворчали, останавливаясь. Через отверстие потянуло запахом трав и неуловимой свежестью леса с близкой опушки. Приятно было сидеть, откинувшись в кресле, смотреть на облако вдали, которое едва не отправило тебя к праотцам. Отсюда, с земли оно не казалось таким подавляющим и грозным.
«Ну что Каааа? Мы как всегда надрали задницы вандерлогам?»: спросил он у вертолёта напевным голосом Багиры из мультика про Маугли. «Ка» в ответ лишь потрескивал остывающим железом. До хруста в костях Кедров потянулся и повернулся взять карту с штурманского кресла. Тут он поймал себя на том, что движение головы не ограничивает, как обычно, провод от головных телефонов. От машинально брошенного взгляда всё внутри похолодело — он был оборван! Кусок, торчащий из приборной панели, висел беспомощным хвостиком дохлой мыши! А в наушниках шумит фон помех! Всё ещё ничего не понимая, он быстро подобрал провод у себя на груди. На его конце болтался маленький серебряный шарик, подвижный как ртуть. От рывка шарик менял форму, но упорно держался, не желая стряхиваться прочь. В висках сразу застучали молоточки паники, а руки противно задрожали. Не могло быть никакой связи! Провод пережгла молния!
Кабина, только что надёжная и привычная, сразу сдавила со всех сторон. Одним рывком Максим отстегнул привязные ремни, рванул на себя створку фонаря. Выпрыгнул он неуклюже, боком. Кубарем покатился по траве и замер не в силах пошевелиться. Перед ним, над землёй, висел тот самый серебристый диск, от которого он схлопотал молнию.