Когда очередь дошла до Бяхи, экран считывателя осветил откормленные рожи ментов красным светом, и оба пэпээсника облегченно вздохнули.
– На карточке минус сто два, – объявил старший. Младший потянулся к ремню, на котором висели наручники.
– Как сто два, начальник?! – вытаращился Бяха. – Падла буду, днем в ларьке затаривался, было минус девяносто пять! Я закон знаю, на моей категории соцкредит сотка, на том стоим.
– А леший тебя знает, – злорадно ответил молодой, – может, накачался да перепутал. Давай, короче, собирайся. Мы тут с управляющим тысяча тридцать пятого жилтоварищества договорились, покрасишь два подъезда – червонец тебе на карточку, остальное, сам понимаешь, в фонд охраны правопорядка…
– Мужики, – обиженно загундосил Бяха, – у нас тут хабара на полтинник. Завтра в восемь часов скупка откроется, я счет пополню, и вся любовь…
– Вот уж хрен тебе, бомжара, – жестко произнес старший, – сегодня ты попал. Давай, лезь в машину, пока в управление не повезли. Там отработкой не отделаешься, за превышение соцлимита по новому постановлению суд и до трех месяцев принудительных работ.
– Ну, магарычом-то хоть поделитесь? – Бяха сделал характерный синяковский жест.
– Тут как управишься. Ты с нами по-хорошему, так и мы с тобой тоже.
Бяха, подхваченный с двух сторон, ритуально завыл: «А на черной скамье, на скамье подсудимых…» – и скрылся в «обезьяннике» антиграва.
– Не понимаю я вас, бичи, – с фальшивым участием в голосе заговорил старший. После «удачной операции» его потянуло на философию. – Вы же все соцминимум получаете. Устроились бы на работу, получили бы общагу, глядишь, года через два и зажили бы как люди…
– Фуфло не гони, начальник, – огрызнулся Ригель, – что я с вашего президентского сороковника буду иметь в приюте? Баланду из синтетического картофеля да матрац с клопами? А пахать меня за это заставят на химзаводе, в опасном цеху и без противогаза…
Старший посмотрел на бомжей пустыми глазами – ему уже не терпелось получить магарыч, – забрался внутрь и захлопнул за собой помятую дверь. Менты выключили прожектор, погасили мигалку и рванули в сторону чернеющих вдали высоток.
Масяня застонала и села. Сладко потянувшись до хруста в суставах, она огляделась по сторонам:
– А где Бяха, мальчики, в магазин пошел?
– Будет нам магазин! – зло ответил Ригель. – Последний флакон был у него в заначке, так что теперь, Зужа, тащись через дорогу и бери на троих, как обычно. А мы тут пока с Масянькой за жисть покумекаем…
Бомжиха начала безропотно расстегивать пуговицы верхней кофточки.
Зужа не стал спорить – он тут был человеком новым, и в отсутствие Бяхи власть по праву старшинства переходила к Ригелю. Он встал, отряхнул с одежды песок и затрусил в сторону бетонного забора, ограждающего кольцевое шоссе.
Магнитное покрытие на дороге еще не успело остыть и распространяло резкий, неприятный запах. Он протиснулся в дыру, выглянул из-за столба придорожной рекламы, бросил внимательный взгляд направо, потом налево, а затем, от греха подальше, поглядел вверх. Штраф за переход в неположенном месте обошелся бы в тридцать семь деревянных, а это немедленный арест. Но, к счастью, машины здесь ходили редко, и камер наблюдения на этом участке не было. Дождавшись, когда мимо прогудит стотонный дальнобойщик, Зужа рванул через дорогу.
С ярко светящегося рекламного щита за нарушителем правил дорожного движения безучастно наблюдал седоватый ковбой с яркой упаковкой в руке. Надпись на рекламе гласила: «Только „Мальборо“ приведет тебя в страну грез».
Ларек, обслуживающий редких ночных прохожих да бомжей, живущих хабаром со свалки, чернел в сотне метров от забора первым бастионом цивилизации. Перед ларьком стоял приземистый антиграв-купе. «Сони-Моторола-Даймлер», – подойдя поближе, прочел Зужа на багажнике. Парочки, не располагавшие деньгами на мотели, часто выбирались сюда, чтобы потрахаться на пустыре.
Машина чуть слышно загудела, приподнялась над землей и потянулась к переезду. Зужа подождал, когда поднимется стальная пластина, защищающая окошко, и пробормотал в глубину: «Две „Столичных“ и „Белый медведь“». В зарешеченной бойнице появился считыватель. Зужа вставил в него карточку. На экране высветилась цифра, после чего на полку, заменявшую прилавок, легли три разовых шприца в яркой упаковке. Зужа сгреб их дрожащими пальцами и, воровато оглянувшись по сторонам, побежал обратно к пролому.