— Эк ты по-несуразному загибаешь, — вошла в гараж Большуха со странно пахнущей плошкой в руках.
За ней маленькая беловолосая девчонка несла какой-то свёрток.
— Больно, Мать, — вырвалось у Гаора.
— А ты б задирался поменьше, — ответила Большуха, оглядывая гараж, — тьфу ты, и положить тебя некуда.
— Это зачем? — насторожился Гаор.
— Лечить тебя с Малушей будем, — девчонка фыркнула. — Ну, хоть рубашку свою вон на пол постели. Мужикам всё приготовил? Тады спускай штаны и ложись.
Спорить с матерями его отучили ещё у Сторрама, и Гаор послушно выполнил все указания Большухи.
— Давай, Малуша.
Что-то зашелестело, и его спину и ягодицы накрыла невероятно приятная влажная прохладная ткань. Гаор шумно выдохнул сквозь зубы и расслабился.
— Вот и полежи так, — говорила над ним Большуха, — ага, давайте, мужики, вон вам заготовлено. Так, Малуша, а теперь снимай и насухо, да не три, а промокни сухим. Во-о, так вот, а теперь промажем, да не всего, а по полосам, чтоб не вздувалось, а то лопнет, кровить будет. И ему трудно, и Джадда подставим, хозяин-то велел, чтоб кожа целая была.
Запах усилился, и Гаор почувствовал, как ему промазывают спину и ягодицы чем-то густым и тоже приятным. Думать ни о чём не хотелось, даже о том, что лечением заботятся не только о нём, но и о палаче-айгрине, хотя это было не менее, а, пожалуй, и более обидно, чем сама порка.
— Вот и полежи, пока не впитается.
— Угу, — пробурчал Гаор, — спасибо, Мать.
— А не за что, — просто ответили ему, — пошли, Малуша.
Гаор остался один. Он лежал на полу, уткнувшись лицом в прохладный пахнущий знакомыми с детства гаражными запахами шершавый бетон.
Боль в спине отпускала, становилась тягучей и слабой. Такую он перетерпит. Айгрин — тоже человек… «Чтоб не кровило, а то Джадда подставим…» Так что, им этот палач, айгрин тоже свой? Как же так?
Что-то рядом со стороны двери зашуршало, раздалось детское хихиканье. Гаор осторожно, чтобы не потревожить спину, повернул голову и увидел стоящих в дверях гаража двух девочек в розовых комбинезончиках с оборочками и розовых, украшенных маленькими жемчужинками тюрбанчиках. Лобики чистые, воротнички комбинезонов скрывают шеи. Свободные, ургорки. Дочки, что ли, хозяйские? А он лежит перед ними с голой поротой задницей. Ну и хрен с ними! Он отвернулся.
— Ты наш новый раб? — спросил детский голосок.
— Ты новокупка, да? — тут же подхватил второй.
Он не ответил, но им и не нужны были его ответы.
— Это тебя папа из Аргата привез?
— А чего ты не работаешь, а лежишь?
— Это тебя Джадд выпорол, да?
И вдруг мужской весёлый… хозяйский голос.
— Ага, вот вы где!
— Ой, папа, — затрещали наперебой детские голоса, — а мы новокупку смотрим.
— А он лежит и молчит?
— Папа, а зачем он такой красный?
— Папа, а ты покатаешь нас?
— Нечего вам тут толкаться, — перебил их хозяин, — успеете насмотреться. Он так ещё не раз лежать будет. Нянька ваша где?
— А её мама позвала.
— А мы на двор пошли.
— Папа, а братик…
— Вот и идите с братиком играть. Идите, идите. Куконя, где тебя носит?
— Здесь я, хозяин, — отозвался молодой женский голос, — я вот только на чуточку…
— Давай забирай их.
— Папа, мы Полкана возьмём.
— Он будет мячик искать.
— А с вас потом блох вычёсывать? Обойдётесь без Полкана. А ну, — и хозяин подчёркнуто шутливо изобразил строевую команду. — Круго-ом… бего-ом… марш!
Раздался детский смех и топот улепётывающих детских ног.
— Долго будешь задницу свою драгоценную проветривать? — насмешливо спросил над ним хозяйский голос.
Гаор приподнялся, подтянул трусы и брюки и встал, застегнул брюки. Хозяин стоял перед ним, насмешливо оглядывая.
— Всё, что положено, получил?
— Да, хозяин, — ответил Гаор.
— Претензий, что не додали, нет?
«Ещё издеваешься, сволочь», — мысленно ответил Гаор, а вслух сказал:
— Нет, хозяин.
— Ну, так за работу берись, а то по-настоящему ввалят. Понял?
Гаор посчитал последний вопрос не требующим ответа и промолчал.
Удара не последовало, так что вопрос и впрямь был… риторическим, вспомнил, уже оставшись один, нужное слово Гаор. Но если эта порка не настоящая, то… додумывать не хотелось. Уж слишком мрачные перспективы вырисовывались. И брошенное вскользь хозяином, что ему не раз ещё вот так лежать, оптимизма не вызывало.
Рубашку надевать он всё-таки не стал, ограничившись майкой, открыл капот фургончика и взялся за работу. Боль оставалась, но была уже посильной. Ненависть к айгрину и обида… на остальных, что им айгрин-палач как свой, как-то притупились и тоже ушли вглубь. А где большой сарай, надо посмотреть, и как там уложили привезённое, тоже. А то пошлют, неровен час… и окажешься опять у айгрина на «кобыле».