- Спи, - тихо сказал Седой, - не трави себе душу.
- Разбудил? - откликнулся он виноватым шёпотом.
- Нет, я мало сплю. А тебе надо спать.
- Не могу.
- Через не могу. Ты ж военный. Приказано спать, значит, спи.
По тону Седого он почувствовал, что тот улыбается, и буркнул.
- Я демобилизовался.
Но приказ выполнил.
Кервин вёл взятую напрокат машину, рассеянно оглядывая пустынные поля, редкие растрёпанные дождями деревья с наполовину оборванной листвой. Погода под стать настроению. Хорошо, что ни встречных, ни попутных машин и можно не отвлекаться, а то водитель он, мягко говоря и грубо выражаясь, но уж очень не хотелось идти пешком под осенним дождём, да и машина быстрее поезда, а ему надо успеть обернуться...
...Обычная редакционная суета, куча важных, неважных, экстренных, пустяковых и прочих проблем. Когда вся редакция в одной комнате, включая отдел доставки, толкотня и неразбериха обеспечены. И в этой суете, он не сразу обратил внимание, что у двери уже давно стоит и наблюдает за ними высокий парень в военной форме. Подтянутый и начищенный как на параде, но без оружия и с неожиданно живыми глазами на неподвижном, как и положено военному, лице.
- А тебе чего? - вдруг заметил парня Туал.
Зная, как этот хилый очкарик со скособоченными от постоянного сидения за письменным столом плечами и задиристым голосом действует на военных, он быстро выбрался из-за своего стола и пошёл к ним. Связываться с военным нельзя по очень многим причинам. Но против всех ожиданий, военный ответил достаточно миролюбиво.
- Вот, я читал, - и вытащил из-за спины - парень стоял по стойке "вольно", расставив ноги и заложив руки назад - аккуратно сложенную вдоль, но так, что виден заголовок, их газету.
Читатели к ним заходили. Но, как правило, это были знакомые, люди "их круга", а военные... да они даже представить не могли, что кто-то в форме будет их читать. Кроме цензуры, понятно. Но оттуда не приходят, туда вызывают. Это было уже интересно, и вся их редакция, забыв о спорах и проблемах, собралась вокруг неожиданного посетителя. Парень был явно ошарашен, но отвечал, что он демобилизованный, ветеран, их газету увидел на стенде у Центра Трудоустройства, ещё неделю назад, и ему понравилось, теперь покупает, когда видит, интересно, а статью Туала о разворовывании трофеев он не читал, но это так, все ветераны это знают, а про падение морали он читал, хлёстко написано. Речь у парня была правильная, без армейского лая, с редакционными девушками он говорил вежливо и отвечал на их вопросы, хотя все знают, что для армейских все женщины - шлюхи, и говорят они с ними соответственно.
- Давай, - позвал он парня, - проходи и садись.
Он усадил его у своего заваленного бумагами стола.
- Я Кервин, главный редактор. Показывай, что принёс.
Как он догадался, что не просто так, не просто читатель пришёл, сам потом не мог понять. И когда Гаор как-то его об этом за пивом спросил, отшутился. А тогда парень посмотрел на него как на колдуна и, помедлив, достал, звякнув медалями и значками, из нагрудного кармана сложенный вчетверо листок, плотно исписанный мелким и очень чётким почерком...
...Почерк Гаора потом приводил в восторг и наборщиков, и редакторов, а случайно он узнал, что Гаор даже перепиской подрабатывал. Удивительно, сколько он успевал, жил бегом, будто... будто знал, что не дадут. Увидеть, написать, узнать, попробовать...
...Насупившись, зло сощурив глаза, парень следил, как он красным карандашом "крестит" его рукопись, вычёркивая, расставляя стрелки и редакторские знаки. Дойдя до подписи, он решительно убрал всё, кроме имени, и тогда, поглядев на закаменевшее лицо, объяснил.
- У нас подписываются только именами.
Жёсткое обветренное лицо дрогнуло.
- Это... это напечатают? - севшим от волнения голосом спросил парень.
- А для чего ты это принёс? - ответил он вопросом и, не дожидаясь ответа, продолжил. - Материал есть, теперь доведём его до ума. Гаор, правильно? - парень кивнул. - Это пойдёт. А что ты сам воевал и не понаслышке знаешь, это из текста, а не из подписи должно быть понятно. Смотри. Вот это значит, сделать одной фразой, это здесь совсем лишнее, оставь до другого раза.
Парень подался вперёд, сняв и положив на колено фуражку, следя за его карандашом уже с другим выражением.
- Вот, - закончил он, - всё понял?
- Да.
- Тогда бери бумагу, садись и перепиши.
Парень взял свой листок и огляделся.
- Вон к Моорне садись. У неё свободнее.
Моорна, поджав губы, сдвинула свои бумаги, освобождая угол.
- Ручка есть? И не тяни, - уже привычно распорядился он...
...Кервин свернул под указатель, выцветший настолько, что незнающий не поймёт изображения. Осталось немного...
...Конечно, в штат Гаор не попал, штатных у них раз-два и обчёлся, не те у них финансы, чтобы платить штатникам, кроме самых необходимых, и никогда не жаловался на размеры или задержку гонорара. Работать совсем бесплатно Гаор не мог себе позволить, вернее, ему не позволяли этого ветеранская пенсия и обязательные выплаты отцу. Узнал он об этих выплатах случайно, и был поражён мелочностью генерала спецвойск Яржанга Юрденала. Обычаи, традиции... конечно, это часть культуры, даже её фундамент, но нельзя вечно жить по ним. Как в старинном подвале современного дома. Но сказать Гаору ничего не сказал: критиковать отца может только сын, это семейное дело и лезть туда никто не имеет права. А хватка у Гаора оказалась крепкая. Удалось свести его с одним знакомцем из "Ветерана", и Гаора стали печатать там. Он читал. Подчёркнуто беспристрастный тон, выверенные до точности боевых донесений слова и формулировки, а за ними истинная война. Это понимал даже он, ничего не знавший о ней, кроме официальных сообщений. Кровавая страшная машина, перемалывающая людей и... и Тихой Конторе не к чему придраться. Надо уметь! Арпан сказал, были две папки. Сволочь генеральская, согласен потерять в деньгах, лишь бы навредить. Ведь понятно, что только из злобы потребовал уничтожения рукописей...
...Кервин мягко снизил скорость, преодолевая неизменную лужу перед воротами. Узнавший его наёмный охранник, не спрашивая, открыл ему въезд. И как всегда его охватили тишина и покой. Машина медленно пробиралась между невысокими ажурными заборчиками, за которыми доцветали декоративные кусты, мимо опустевших беседок и детских площадок с неизменными песочницами и качелями. У изгороди из мелких вьющихся роз он остановился и вышел из машины. Вдохнул запах листвы, дыма, земли. Мир и покой. Жаль рушить. Но больше ему ехать не к кому.
Его не ждали: он не рискнул звонить и предупреждать, но встретили радушно. Как всегда.
- Кервин! Как удачно, у меня как раз готовы блинчики!
- Здравствуйте, тётя, - Кервин обнял и поцеловал её в щёку.
- А почему ты не привёз детей?
- В другой раз. Дядя дома?
- Конечно. Как всегда закопался в свои манускрипты. Если ты его оттуда вытащишь, буду благодарна.
Кервин ещё раз поцеловал её и пошёл к дяде.
- Не помешаю?
Дядя легко встал ему навстречу из-за стола.
- Уже помешал, но я не в претензии. Здравствуй, как доехал, как дети?
Кервин хотел ответить столь же формально, но не стал.
- Из-за них я и приехал.
- Разумеется, - кивнул дядя, - всё, что в моих силах. Да, я читал твою последнюю статью. Что за истерика? На тебя совсем не похоже.
Кервин понял, что дядя говорит о некрологе. Да, он так и назвал статью о случившемся с Гаором, так и писал её, задыхаясь от бессильной ненависти и подкатывающих к горлу слёз.