- Да, дядя. Я сделал выбор.
Тётя недоумевающе посмотрела на них, чувствуя, что от неё что-то скрывают, но дядя только сказал.
- Тогда всё понятно, и, пожалуй, этот вариант наиболее разумен. Жалко, я потерял связь с Венном, он бы... вернее, его внук...
- Я ничего не знаю о них, - удивился Кервин.
- Некоторые знания бывают лишними, - веско ответил дядя, решительно прекращая разговор.
И Кервин, зная этот тон, не посмел настаивать.
О Мийре и детях больше не говорили, вернее, обычные расспросы об успехах Линка в школе. И что пока невозможно определить, к чему лежит душа у мальчишки, разбрасывается, хватается за всё, не иначе тоже в журналистику ударится. А Ламину, конечно, надо учить петь. У Лоунгайра могут оказаться слабые лёгкие, всё-таки наследственность, и конечно, к морю вывезти не удастся, но хотя бы к ним на лето, и, разумеется, всех троих. Найдётся место. И они с Мийрой смогут отдохнуть...
...Кервин гнал машину в наступающих сумерках и улыбался. Всё-таки как ему повезло с семьей! И кто же этот Венн? Ещё один дядя? Скорее всего, так, но почему он никогда не слышал о нем? И почему дядя считает информацию о родственнике лишней? Да, нет семьи без тайны. Давно сказано.
Навстречу стремительно летел выхватываемый фарами бетон шоссе. Хорошо, что отменили эту дурацкую светомаскировку, ночные пропуски и прочую военную шелуху, возможно вполне оправданную в прифронтовой зоне, но не у них, в глубоком тылу. Гаор не очень охотно говорил о фронте, но иногда его прорывало, и тогда рассказывал страшные вещи и кричал: "Это можно написать?! Можно?! Напечатаешь?!" Он отвечал: "Напиши так, чтобы я напечатал". И Гаор мрачно бурчал: "Брехня получится", - и переводил разговор на другое. Или уходил. Чтобы напиться в компании таких же, как сам ветеранов. Нет, никогда он не простит Юрденалу того, что тот сделал с его другом...
...Стиг Файрон пришёл к нему в редакцию, принёс статью, о которой договаривался ещё Гаор. О равенстве перед законом. Он просмотрел, вздохнул и отдал для обработки в номер.
- Иногда равенство боком выходит.
- Иногда, - кивнул Стиг.
- Ничего нельзя сделать?
- Для него... практически нет. А для других ещё есть шансы. Мы подняли шум, теперь его надо использовать.
Он кивнул.
- Понятно. Но... но неужели нет другого выхода? Я не могу понять, зачем это понадобилось Юрденалу? Неужели он не мог заплатить долг из нажитого?
У Стига блеснули очки.
- У Юрденала нет нажитого. Понимаешь, он очень ловко обтяпывал свои дела. Мне удалось кое-что откопать. Всё, что он нахапал, а там такое... - Стиг даже присвистнул, - ну и о приёмах хапанья лучше не упоминать, так вот, чтобы не отобрали, он быстренько всё переводил в родовое. Понимаешь? Богатство сказочное. Но... неотчуждаемое. По закону. И нажитого отчуждаемого у него только его жалованье, наградные, погонные и так далее, да мундиры и прочая расхожая чепуха. Всё по-настоящему ценное оформлено как родовое достояние. Вот он и загнал сам себя в ловушку. Потому сыночек и проигрывал родовые ценности. Потому что других попросту нет.
- Загнал он себя, а расплачиваться Гаору!
- Ну, жёлтую жизнь и папочке, и сыночку устроить можно. И даже без особых усилий с нашей стороны. Сыночек официально банкрот и может совершать только мелкие бытовые сделки на наличные в пределах сотни. Ограниченная дееспособность, - улыбается Стиг, - строго по закону. Его карточка аннулирована, все, кто надо, предупреждены. Ведомство Юстиции законы блюдёт. Как ему и положено по нашей мудрой Конституции. Скандал шумный, и папочкина карьера, похоже, приказала долго жить. Доброжелателей у него и без нас хватало, и он сам, - Стиг не выдержал и засмеялся, - сам, понимаешь, сделал им такой подарок. Теперь они будут его кушать под различными соусами и в своё удовольствие. А мы будем на это смотреть и обсуждать кулинарные новости.
- Тебе бы фельетоны писать, - смеётся он.
- По-настоящему, - вздыхает Стиг, - его бы ущучила только конфискация. Но родовое при живом главе и полноценном наследнике не конфискуется. И Ведомство Крови на это никогда не пойдёт. Это может только Политуправление, но оно своих не сдаёт. Я проверил по всем документам, включая пергаменты в Архиве Древностей. Глухо.
- Значит, Гаор...
- Значит, - мрачно кивает Стиг...
...Впереди разгоралось зарево городских огней. Мийра наверняка уже волнуется. Младшие спят, а Линк, тоже наверняка, сидит и изображает, что делает уроки. Ничего, ещё поборемся. Не всё потеряно...
...Гаор, сидя верхом на стуле, дымит сигаретой и смотрит, как он читает его заметку.
- Что? Нечего вычёркивать?
- Найду, - отмахивается он. - Сейчас закончим и пойдём ко мне.
- Зачем?
- Во-первых, я тебе кое-что покажу, купил вчера на развале. А во-вторых, пообедаем. Мийра обещала потрясающее жаркое.
- За книгу спасибо, - кивает Гаор. - а обедать я не буду.
- И что ты на этот раз выдумаешь? Что не любишь мяса, или что сыт? - ехидно парирует он. - А книгу я тебе ещё не дал. Придёшь, поешь и получишь. На два дня. Понял?
- А сюда ты её принести не можешь?
Он поднимает голову и смотрит прямо в карие с жёлтыми искорками глаза.
- Иногда мне кажется, - медленно говорит он, - что ты избегаешь меня. В чём дело, Гаор?
- Ни в чём, - пожимает Гаор плечами. - А когда кажется, то надо молиться.
Но он продолжает смотреть, и Гаор нехотя отвечает.
- Это твоя семья, Кервин. Мне там делать нечего. И подкармливать меня не надо. Кто я тебе, родня, что ли?
Он сердито бросает карандаш.
- Ну, знаешь...!
- Знаю, - перебивает его Гаор. - Мы друзья, Кервин, так? Ну?
- Друзья, - кивает он, - но...
- Так не порть дружбу. Не надо. Ко мне ты ни разу не пришёл, я же не обижаюсь. И ты не обижайся. Вот припрёт когда...
...Ладно, Огонь обжигает, но и освещает дорогу. А алеманы говорят, что Бог даёт проблему, но даёт и силы её решить. Сделаем!
Под утро Гаору приснилось, что его опять засыпало в окопе, и, выбираясь из-под завала, он толкнул соседей. Ему немедленно врезали по затылку, чтоб лежал тихо, и этим окончательно разбудили. Он уже осторожно выпутался из одеяла и пошлёпал к параше. Потом умылся и попил из пригоршни. И постоял у раковины, прислушиваясь.
- Давай ложись, - сонно сказали ему с нар, - надзиратель заметит, всем хватит.
Совет был по делу, и он вернулся на своё место, влез в нагревшийся за ночь одеяльный кокон и посмотрел на соседа. Седой спал. В темноте щетина на его лице была совсем незаметна, и, разглядывая его, Гаор убедился: чистокровный. Но чистокровных не обращают в рабство. Ни за какие преступления. Рабство только для полукровок. Или... то, о чём иногда шептались с суеверным ужасом: политический. И что за статья: авария с жертвами? Компенсация семьям погибших? Но чтобы за это в рабство? Непонятно. Но в любом случае Седой вчера его спас. Первый день самый трудный, как поставишь себя, так и дальше пойдёт. Седой поставил его, и теперь любая его промашка не смертельна. Да, он многого не знает, а ведь был прав: есть свой Устав! Гаор улыбнулся. А самое здоровское, что успел он с Ясельгой расплеваться, а то бы загребли девчонку, жена не жена, пойди, докажи, а так... он чист, и она не при чём. С этой улыбкой он и заснул.
А разбудила его общая, привычная с раннего детства команда.
- Подъём! - орал надзиратель, хлопая по решёткам дубинкой так, что металлический гул перекрывал его крик. - Старшие, сдать одеяла, камеры к поверке!
Толкотня у параши и раковины, встряхиваются, складываются и сдаются по счёту одеяла, многие со сна путают пятёрки, и Слон наводит порядок пинками и подзатыльниками, и в строю стоят, зевая и жмурясь, будто досыпая. Снова обыск камеры, личный обыск, лязгнув, задвигается дверь.
- Ну и как? - смеётся Седой. - Какие сны видел?
- Разные, - в тон отвечает он.
- А дёргался чего? - бурчит Зима.
- Война снилась, - вздохнул Гаор.