Удалось это не сразу, парни тоже кое-чему за это время научились и приказ увечить противника, судя по всему, тоже получили. Так что когда Рарг скомандовал прекращение боя, синяков, ссадин и прочего у всех было с избытком.
- Остальное завтра, - буркнул Рарг, поворачиваясь к нему спиной. - В том же составе.
- Да, господин Рарг, - с трудом шевеля разбитыми в кровь губами, ответил Гаор и побрёл к лежавшему на полу Милку и съёжившемуся на скамейке Вьюнку.
- Пошли, - прохрипел Гаор, пинком поднимая Милка на ноги. - Вставай, лежать в "печке" будешь.
Милок попытался встать, но тут же со стоном упал. Вьюнок торопливо напяливал на себя рубашку и штанишки. Гаор взял и сунул ему свою куртку: надевать не стал, чтобы не запачкать кровью.
- Держи, - и уже с угрозой обратился к Милку. - В "печку" хочешь? Вставай или добью.
На этот раз Милок встал.
Из зала они вышли и на рабскую половину прошли благополучно, но на лестнице, едва начали спускаться, Милок снова упал и потерял сознание. Гаор выругался и поднял его, взвалил себе на плечи.
- Беги вниз, - тяжело выдохнул он Вьюнку, - скажи Медицине, чтоб нашатырь готовила.
Ему и самому сегодня досталось, самому бы дойти, да ещё этого придурка тащить. И не бросишь. Они сволочи, нелюди, а ты будь человеком. Мало ли кого вытаскивать приходилось. Огонь справедлив, вот Огонь и разберётся, а ты давай, будь человеком, из последнего, а то и сам перед Огнём ответишь, что мог вытащить, а бросил на смерть. А оставить Милка лежать на ступеньках, это бросить на смерть. Сволочь ты, Милок, и семейка вся твоя сволочная, хоть клеймёная, хоть нет, но я-то человек.
Натужно хрипя и ругаясь почти в полный голос, так что встречные испуганно шарахались от него, Гаор ввалился, наконец, в коридор рабской казармы и пошёл в амбулаторию. Сволочи, хоть бы кто помог, здесь-то уж чего...
В дверях амбулатории навстречу ему рванулась Первушка с белым под цвет своего халата лицом. Отбросив её плечом, Гаор вошёл и уронил свою ношу на кушетку.
- Всё, - выдохнул он, - принимай... своё "мясо".
Она что-то говорила, крутился под ногами Вьюнок, откуда-то взялись Цветик и Вербочка... Не обращая ни на кого и ни на что внимания, Гаор сам открыл шкафчик с лекарствами и взял примеченную им ещё в свои первые посещения склянку. В таких - он помнил по госпитальному опыту - всегда держали медицинский спирт. Отвинтил притёртую пробку, понюхал. Он самый. А налить во что? Из горла спирт пить - своё горло сжечь. А, мензурка! Маловата посуда, но сойдёт. А вода... в кувшине на столе.
- Дамхарец, ты что? Сдурел?! - попытался кто-то остановить его.
Он, не глядя, отбросил чужую руку. Налил и залпом выпил полную мензурку спирта и жадно припал губами к кувшину с водой.
- Уймись, - отобрала у него кувшин Первушка. - Давай, осмотрю тебя.
Последовал привычный уже осмотр, смазывание ссадин, примочки на синяки. Милок лежал на кушетке, тихо всхлипывая, и Гаор мрачно ожидал упрёков Первушки, что вот как он сына её изуродовал. Оправдываться он не собирался, что-либо объяснять - тем более: раз она, дура, не понимает, что синяки поверху, а ни почки, ни лёгкие, ни печень не пострадали, и ни переломов, ни вывихов нет, то... Но Первушка молчала, а Вьюнок тут же сидел на табуретке, прижимая к разбитой губе завёрнутый в тряпочку кубик льда и с восхищением глядя на могучий торс Гаора.
- Всё, - наконец выпрямилась Первушка. - Иди, ложись.
- Мг, - Гаор отдал ей пакет с колотым льдом и встал. - А жрать мне в постель принесут?
И она смолчала на его грубость. "За сына боится, - с обжигающей ясностью понял Гаор, - вот и подлаживается". Милок теперь... в его власти. Стало совсем противно. Но и извиниться перед ней... а не за что ему извиняться. Гаор, сердито сопя, оделся и вышел. Вьюнок выбежал за ним.
Как всегда после тренировки Гаор пришёл в общую столовую, а потом выкурил вечернюю сигарету в курилке, с радостью отметив, что он здесь по-прежнему свой,нашенский. И то, что он Милка не изуродовал, ему в укор не ставят. "Наверное, - подумал Гаор, - потому, что по хозяйскому приказу уродовать - это палачество". Так что... так что, всё правильно он сделал. Завтра ему в гараже работать, новую машину принимать, но форму подготовить надо, шило у хозяина всегда наготове. И потому докурив и обменявшись молчаливыми улыбчивыми кивками со знакомыми из третьей спальни, Гаор пошёл заниматься выездной формой. А заодно и Вьюнка приучать. Тоже... как обычно.
А ведь неплохой малец, и не скажешь, что из такой паскудной семейки. На доброй земле и злое семя хороший росток даёт. А у Вьюнка и кровь, и утроба поганые, ардинайл чистокровный, сразу видно, а ничего пацанёнок. Так что, ни кровь, ни утроба, ни мать, ни отец, а... что? Что важно? Ну, он с Гарвингжайлом по отцу братья, кровные, его самого мать спасла, пересилила своей утробой злую кровь Юрденалов, а Вьюнок-то откуда такой?
Под эти мысли он отгладил, почистил и надраил всё что нужно и как положено.
- Ты на выезде завтра? - спросил Вьюнок, когда он уже раскладывал и развешивал форму в шкафу.
- Нет, в гараже. Но форма всегда должна быть готова, - ответил Гаор. - Понял?
- Ага, - кивнул Вьюнок, - а...
Но закончить свой вопрос Вьюнок не успел.
- Дамхарец, - прозвучало за спиной.
- Ну, - обернулся Гаор.
У его отсека стояли трое. Драбант, Третьяк и ... этого мужчину, немолодого по рабским меркам, но моложе Мажордома, черноглазого, черноволосого и остроносого, как и все здешние, Гаор не знал. По тому, как сразу замолчал и исчез Вьюнок, Гаор понял, что третий занимает в первой спальне не последнее место. Но все трое в расхожем тёмно-сером, так что определить, кому прислуживает третий, Гаор не мог.
- Поговорить надо, - улыбнулся Драбант.
Гаор пожал плечами и подошёл к ним.
- О чём?
- Милка тебе на "мясо" дали, - третий твёрдо, даже требовательно смотрел ему в глаза, - а он живой. Почему?
- Я не палач, - так же твёрдо ответил Гаор.
- И счёта у тебя к нему нет? - язвительно спросил третий.
- По хозяйскому приказу счёты не сводятся, - усмехнулся Гаор.
- Чистеньким хочешь к Огню прийти? - насмешливо скривил губы мужчина. - Зря стараешься, Дамхарец.
Гаор так же насмешливо улыбнулся.
- С Огнём я сам разберусь. А палачом, стукачом и подстилкой не был и не буду.
Драбант и Третьяк слушали не вмешиваясь, но очень внимательно и определить по их подчёркнуто равнодушным спокойным лицам, на чьей они стороне, было невозможно.
- А в питомнике ты кем был? - прищурился мужчина. - Не ври, Дамхарец. Кем прикажут, тем и будешь. А Милка ты зря пожалел. Возьмёт его Второй Старый обратно к себе в постель, он тогда с тобой посчитается, а ты сильно пожалеешь, что живым его оставил.
Интересно, что и откуда эта сволочь знает про питомник. Но вслух Гаор сказал другое:
- Кто сволочь, кто нелюдь, а я человек. Надо будет помирать, человеком помру.
- Ты раб, - жёстко ответил мужчина. - Живёшь рабом и умрёшь рабом. Человеком умереть тебе никогда не дадут. Упустил ты своё время... человеком умереть.
Гаор кивнул и сказал, заканчивая разговор:
- Все у Огня будем. Там и разберёмся. Кто как жил и как умирал.
- Пусть так, - кивнул мужчина, - ты сам решил, сам и ответ держи, - и резко повернувшись ушёл.
Драбант и Третьяк по-прежнему молча ушли за ним, но Драбант успел быстро обернуться и одобрительно кивнуть Гаору.
Гаор молча вернулся к своим делам. Закончил развешивать форму, разобрал постель. Всё хорошо, а всё равно хреново. Ведь... чёрт, он уже был. И стукачом, и палачом, и подстилкой, а что не по своей воле... а найди кого, чтоб на это по своей воле пошёл. Соврал и глазом не моргнул... хреново. И... они же верят ему. Да тот же Вьюнок. Чёрт, сволочи, что же вы со мной сделали, сволочи...